Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - страница 3
Все московские преступники, о которых мы что-либо знаем, рано или поздно оказывались в тюрьмах Сыскного приказа. Как долго длилось следствие? Как московские «мошенники» вели себя на допросах и в застенке? Как они приспосабливались к суровым будням в московском остроге? К каким наказаниям их приговаривали? На все эти вопросы мы найдем ответ на основе изучения огромного комплекса делопроизводственной документации Сыскного приказа.
Работа над книгой велась несколько лет, в течение которых множество людей оказывало мне неоценимую помощь. Выражаю свою глубокую признательность коллегам по факультету истории Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», прежде всего Г. О. Бабковой, А. Б. Каменскому и Е. Н. Трефилову; всем сотрудникам Российского государственного архива древних актов, в первую очередь А. А. Булычеву, А. А. Голубинскому, О. Е. Кошелевой, Е. Е. Рычаловскому, М. В. Николаевой и А. Д. Шаховой; а также А. В. Ковальчуку, Н. В. Козловой, И. В. Курукину, Ф. Д. Лиштенан, Д. О. Серову и Е. Н. Швейковской. Особенно благодарю своего учителя Е. Б. Смилянскую за неизменную и всемерную поддержку.
Глава первая
«Мошенник и того ремесла людей сыщик»
Ах! Тошным-та мне, доброму молодцу, тошнехонька,
Что грустным-та мне, доброму молодцу, грустнехонька;
Мне да не пить-та, ни есть, добру молодцу, не хочется,
Мне сахарная сладкая ества, братцы, на ум нейдет,
Мне московское сильное царство, братцы, сума нейдет;
Побывал бы я, добрый молодец, в каменной Москве,
Только лих-та на нас, добрых молодцев, новый сыщичек,
Он по имени, по прозванью Иван Каинов,
Он не даст нам, добрым молодцам, появитися,
И он спрашивает пашпортов все печатных,
А у нас, братцы, пашпорты своеручные,
Своеручные пашпорты все фальшивые.
Народная песня
«Торжественные» дни декабря 1741 года
Двадцать пятого ноября 1741 года в Санкт-Петербурге произошел очередной дворцовый переворот: гвардейцы Преображенского полка взяли под стражу малолетнего императора Иоанна VI и его родителей — принцессу Анну Леопольдовну и принца Антона Ульриха, чтобы возвести на престол «дщерь» Петра Великого. Так началось двадцатилетнее правление Елизаветы Петровны.
Но весть об этом судьбоносном для всей страны событии разнеслась по обширной Российской империи не сразу. Как ни гнал лошадей по заснеженной московской дороге капитан лейб-гвардии Семеновского полка Петр Васильевич Чаадаев (дед философа П. Я. Чаадаева), до Москвы он домчался лишь в субботний вечер 28 ноября. По прибытии в Первопрестольную он поскакал прямиком в Кремль, где располагалась Московская сенатская контора. Там и вскрыли важные государственные пакеты, в которых были запечатаны 100 экземпляров «Манифеста о вступлении Ея Императорского Величества Елизаветы Петровны на родительский Всероссийский императорский престол» и 50 экземпляров присяги «в верной Ея Императорскому Величеству службе».
На следующее воскресное утро манифесты были читаны в кремлевском Успенском соборе, там же состоялся благодарственный молебен «о восшествии на Всероссийской престол Ея Императорского Величества государыни императрицы Елисавет Петровны, самодержицы Всероссийской», а затем началась присяга подданных на верность новой императрице. После этого был дан салют («пушечная пальба»), возвестивший о торжественном событии. Многие московские обыватели, только услышав артиллерийские залпы, узнали, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Например, мирно почивавшие в спальне своего московского дома недалеко от Арбата статский советский Никита Ушаков и его супруга Аграфена Ивановна, услышав салют, отправили своего дворового человека «для проведывания, о чем та пушечная пальба». Когда же дворовый прислал в господский дом мальчика сообщить, что «пушечная пальба была для того, пришли де указы, что Ея Величество государыня императрица Елисавет Петровна соизволила принять всероссийский престол», супруги Ушаковы его словам не поверили. Они наспех собрались и отправились в город сами: Аграфена Ивановна поехала к поздней обедне в свою приходскую церковь Симеона Столпника за Арбатскими воротами, где «об оном торжестве слышала», а ее муж, статский советник, видимо, поспешил прямиком в Кремль