Повстанчик - страница 13

— Чудной, да че он там с оравой будет делать? Замается. — Судили женщины. — Посадил их в клетку, им базгать надо по улке, разе их удержишь?

Пришел как-то Гурьян в маленькую коммуну и ахнул.

— Пахомыч! — закричал он — He то ты чудесник, не то кто…

— Как чудесник?

— Ребята-то это чьи тут? — притворяется Гурьян.

— Наши, коммунарские.

— Нет, — ты глянь, ведь, это — настоящая коммуна! Они, брат, нас опередили.

Как муравьи, копошились ребятишки во всех углах и в доме и во дворе. Девочки шили, вязали, ухаживали за младшими детьми, готовили обед, а «маленькие мужчины» справляли «мужскую» работу. Ограда была чиста, как ток, а вдоль забора стояло много метел, так много, что Гурьян и подошедшие к той поре другие коммунары невольно расхохотались.

— Это что за отряд? — спросили коммунары у Пахомыча, кивая на выстроившиеся метлы.

— Я вот спросите-ка вы их, — засмеялся и Пахомыч. Непременно всем надо порядок наводить. Маленькие не хотят отставать от больших, ну и метут все. Всяк себе метлу сделал.

— А на крыше-то у нас что, видали? — в голос закричали маленькие коммунары.

Взглянув на крышу, большие коммунары увидели массу деревянных граблей.

— Придет покос, а у нас и грабельки, вот они, — об'яснил Костюшка, восмилетний сынок Димитрия Набокова.

— И метлы повезете на участок? — шутят мужики, — там и месть-то нечего, травочка-муравочка там. Раздолье вам там, ребятенки, будет.

— Нет, метлы что! Мы вот что повезем, гляньте-ка, сюда, — тащили за руку девочки. Вдоль стен стояли длинные ящики с высадками помидор, перцу, «синего чая», табачной рассады и т. п. — Все сами сеяли. Перевезем на участок, посадим в землю. Леон Корнеевич сказывал, по книжкам, по-научному, будем пробовать садить.

— Ну, молодцы! А еще чем похвастаетесь? — улыбаются коммунары.

— А вот глядите-ка, сколь мы игрушек малышам наделали.

В самодельных ящиках лежали маленькие игрушечные ведерочки, лопаточки, грабельцы, коромысла, деревянные размалеванные куклы, мячи и другие самодельные игрушки.

В комнатах виднелась чистота, но когда коммунары вошли в общежитие мальчиков, то те хором стали жаловаться, что у девочек в комнатах лучше.

— Да мы им сколь раз убирали и ветками, и картинками, так разве-ж у них удержится, — оправдывались девочки, Только уберешь, а на утро все кверху ногами.

— Ничего, привыкнем, — утешал их Пахомыч, — Мы еще в лагерях пока.

— Ну, а как, ребятенки, по домам по своим лучче, али же здесь, на артеле? — пытают коммунары.

— У-у! Знамо, што здесь лучче, — хором кричат ребятишки. — Тут как-то и время скорее идет, и работа легче кажется. Мы как примемся всем аргышем робить што-нибудь, так шишки воют.

— Оно и у нас так, — замечают коммунары.

Вот только бы женчин наших скорее вместе свести.

При этих словах Гурьян меняется в лице, а Ларька, торопливо взглянув на отца, опускает глаза в пол и хмурится: нехорошо у них шло с Глафирой. Не радела она к коммуне. Своей темной головой Глафира никак не могла понять, что это, к чему было, и, расставаясь со своим насиженным гнездом да «бабьей кутью», она ревела голосом и причитала, как по-покойнику.

— Ничего и женщины свыкнутся. Еще как заживем, — утешаются коммунары.

Во время разговора Пахомыч и все стоявшие тут дети незаметно скрываются в классную комнату, где Пахомыч обычно с ними занимается.

Через несколько минут коммунары вдруг смолкают и изумленно переглядываются меж собой: из из классной несутся какие-то стройные звуки.

— Тсс!… Поют… И когда он успел их… — шепчутся коммунары, прислушиваясь к словам песни.

ворвалось вдруг в распахнутую кем-то дверь, и коммунары увидели группу поющих детей с Пахомычем во главе. Два красных новых знамени на точеных древках. как два костра, пылали на белой стене.

Ячейковое они и раньше видели, а это поменьше.

— Детское… — шептались коммунары.

С невеселым лицом подошла, скорее подкралась, тем временем Глафира в столовую и тихомолком поманила к себе Ларьку. Тот вышел, нахмурившись, а она его на заднее крыльцо ведет.