Пойди туда — не знаю куда - страница 58

Ашоту Акоповичу показалось, что он попал в пещеру Али-Бабы или, что было бы точнее, в Золотую кладовую Государственного Эрмитажа, куда не раз и не два водила его Надежда Захаровна. Бесчисленные иконы на стенах, старинные картины в золотых рамах: Венецианов, Рокотов, Шишкин! — наметанным глазом сразу определил он; украшенное драгоценностями оружие, церковная утварь: кресты, фимиамницы, панагии, золотые и серебряные потиры, кадила, ковчеги для риз, патриаршие посохи — вон тот, с усыпанной бирюзой рукоятью, он сам однажды держал в руках, и где — на той проклятой квартире, с которой его увели в наручниках!.. Сионы, то бишь дарохранительницы с золотыми фигурами апостолов и евангелистов! Силы небесные! — усыпанная бриллиантами митра (уж не Филарета ли?!), а какой Спас Нерукотворный! какой Деисус, какая Казанская Божья Матерь!..

— Вай мэ! — простонал до глубины души потрясенный Ашот Акопович.

Кощей довольно хохотнул, подбежал к накрытому рытым бархатом столу, на котором стояла огромная, серебряного литья шкатулка — да какая там шкатулка, форменный сундук на как бы прогнувшихся под тяжестью содержимого ножках; торжествующе взблеснув стеклышками очков, Константин Эрастович откинул тяжелую, изукрашенную темно-зелеными перуанскими изумрудами крышку:

— А ты сюда, сюда загляни!..

У Ашота Акоповича перехватило дыхание! Ничего подобного он не видел никогда в жизни: здоровенная шкатуленция лиможской эмали была доверху наполнена подлинными сокровищами. Боже правый, чего там только не было! Кощей запускал костлявую руку в самоцветы, они, сверкая, сыпались из горсти, а потрясенный Микадо, челюсть у которого отвисла от изумления, фиксируя, вскрикивал в уме: «Голубые, каратов по пятнадцать, бриллианты тройной английской грани! Серьги-каскады с сапфирами и благородными гранатами работы Фаберже — о нет, не Жоржика Ростовского, настоящего! Античные — чтоб тебя перекосило, аспид пустоглазый! — античные камеи! Ограненный кабошоном, тридцатикаратный как минимум александрит! Перстень с цейлонским водяным сапфиром…»

— А вот этот, этот сапфирчик как тебе? — ликовал Кощей.

И, с трудом сдерживая стон, Ашот Акопович про себя поправлял его: «Да разве ж это сапфир, выползок ты кладбищенский, мертвяк белозубый! Это ж самый настоящий астерикс, то есть штерн-сапфир, мурло малограмотное. Боже, а какие парагоны, какие серьги с арлекинами, и когда ж ты, барыга, успел нахапать все это?! А рубины, рубины! — нет, это невыносимо! — ах, что за брошь с рубином-балэ… тоже, между прочим, с той квартирки на Лермонтовском, это ведь ты, Костей, навел на нее мусоров?.. Ты, ты! Ты, труп ходячий, сексот кагэбэшный!..»

Осмотр раритов закончился только под утро.

— Нэт слов, дарагой! — через силу выдавил из себя черный от ненависти Ашот Акопович.

Там же, в Кощеевом подземелье, будущие партнеры ударили по рукам. А уже в половине седьмого — «Тараплюсь, дарагой, вах, как сыльна тараплюсь!..» — Константин Эрастович в атласном шлафроке с чашечкой кофе в руках вышел провожать Микадо на парадное крыльцо.

У красного неонового уже «форда» — а именно на нем приехал из Питера Ашот Акопович — стоял совсем еще юный, вызывающе красивый черноглазый юноша-кавказец.

«Кажется, его зовут Амиром, — вспомнил Константин Эрастович. — Ах ты, старый греховодник, педрила барачный! — засмеялся он про себя. — Вот твоя настоящая Надежда Захаровна. „Надушинька дарагая“! И тут вранье… Думаешь, не понимаю, что ты меня кинуть с этой Чечней хочешь? Да от тебя же, ворюга усатый, не потом, а завистью за версту несет, злобой, коварством восточным!.. И про джип твой сраный все знаю, и про твою Надюшу, которая с Магомедом путается! Все, все знаю — информация проверенная, из первых рук…»

Константин Эрастович и в самом деле знал много, так много, что было непонятно, почему его до сих пор не грохнули. Но хозяин замка, полного несметных сокровищ, и не догадывался, что в пятницу, 24 мая, сразу после разговора с ним, с Кощеем, питерский авторитет Микадо набрал номер своего ростовского приятеля, в прошлом и подельника Жорика Фабера, того самого Фабера Ж., который, по свидетельству людей знающих, был непревзойденным специалистом по части изготовления бриллиантовых стразов и прочей великолепной, но ровным счетом ничего не стоящей бижутерии.