Пойди туда — не знаю куда - страница 62

— И-и, типун тебе на язык! — замахала руками Раиса. — Дэвэл по-цыгански — Бог, милая. Ешь, закусывай. Давай я тебе картошечки положу…

Выпили по второй, по третьей.

— А вот уж Алфеев-то наш — точно дьявол во плоти, — сверкнула глазами Раиса. — Дурной человек, злой. Слухи о нем нехорошие, такие, что и повторять боязно… Э-э, подруга, да ты никак осоловела, а ну-ка, вот маслице сливочное, колбаска…

У Василисы, которой действительно малость шибануло в голову, блестели глаза, кончик носа у нее побелел, проступили веснушки.

— И ведь с виду девка как девка, — подкладывая Василисе винегрета, не унималась Раиса, — но ты, морэ, загляни в ее глаза… О дэвлалэ, да что ж я, глупая, несу! — ни в коем случае не смотри в них, морэ! — пропадешь, ума лишишься, как Алфеев… Эх, ромалэ, видели бы вы эту картину! Сижу за решеткой в темнице новоцаповской, ну! — стук. «Кто там?» — спрашиваю. «Это я, капитан Алфеев, со своими подчиненными. Выходи, Семенова, на свободу, теперь мы за тебя срок отбывать будем…» А сам серый весь, челюсть отвисшая. А Любашенька-душенька чуть в сторонке от них, волков, стоит, в руке пистоль, глазищи так и светятся!.. А как мы по улице бежали! И смех, и грех! Я в туфлях — только пыль столбом стоит, подковы цокают, зеленоглазая — сзади, босиком, каблуки мои подбирает…

— Эх, гошо чяй, а босиком-то зачем? — тряхнув серьгой, закричал бородатый морэ.

— А чтоб сподручней бежалось, серебряный, — хохотнула златозубая Раиса, — шнурков-то у нее в тапках не было — Пантюхин, змей, вынул. Вот так и помчались — она, ромалэ, босиком, а я — в табор прямиком!.. Эх, чэвяла!..

Выпили за молодость бесшабашную, босоногую, за цыганскую тайную тропку по утренней росе. Баро Георгий взял в руки поцарапанную, с бантом на грифе гитару. Зазвенели струны. Голос у чернобородого цыгана был хрипловатый, хватающий за душу, а песни — все до одной Василисе незнакомые, почти непонятные, настоящие — цыганские.

— Про что он поет? — спросила Василиса, положившая голову на плечо своей новой подруге.

— Да все про то же: про долю нашу цыганскую, про долгую-долгую дорогу…

— Про дорогу… И куда же ведет она, эта ваша долгая дорога?

— А Бог его знает, расхорошая ты моя! К счастью, должно быть. В страну, где чистые воды и нетоптаные травы.

— Есть такая?

— Как не быть, сама видала. Поле там широкое, ковыльное, над полем — от востока и до запада — радуга, а под эту радугу муж мой Сенька мчится-скачет на лихом коне!..

— У тебя муж есть?

— Был, красавица, — вздохнула погрустневшая Раиса. — Убили его, с поезда скинули. Теперь вот с сестрой одним домом живем, и дети общие…

— Убили, — одними губами вымолвила Василиса.

— Ты чего это, Любашенька?

— Э-эх!..

Крепко обняла Василису безмужняя мать семерых детей.

— Выше голову, золотоволосая! — горячо зашептала она своей спасительнице. — Все у тебя будет хорошо. Вот увидишь!

— Думаешь?

— Я не думаю, я всю правду наперед знаю… Эй, правду я говорю, морэ?

— А разве цыгане могут соврать? — широко улыбнулся плечистый чернобородый баро в красной рубахе. — Мы, цыгане, полевые дворяне, наше цыганское слово — самое верное!

Засиделись допоздна. На огонек зашла баба Паша — вот уж форменная колдунья: седая, косматая, нос крючком, зубы через губу торчат.

— Не веришь мне, вон у нее спроси, — сказала Раиса. — Она гадалка серьезная. Она брежневскому зятю, Чурбанову, когда он еще при власти был, казенный дом нагадала!

Баба Паша раскинула карты на Василису, и опять же вышла по раскладу дальняя дорога к пиковому королю.

— Точно — чернявый он! — подтвердила повеселевшая Любовь Ивановна.

— Стало быть, брунет, — поправила гадалка.

— А на подбородке у него ямочка, — глядя на карты, добавила нахмурившая лоб Райка. — Ведь правда же?

У Василисы взметнулись ресницы.

— Правда! — ахнула она. — Откуда, Господи… как это?

— Эх ты, а еще ведьма называется! — выдержав паузу, покачала головой чернокосая вещунья. И захохотала, чертова кукла, засверкала золотом. — Да ты же сама, подруга, в камере мне про него рассказывала!..

И еще много чего любопытного узнала Василиса в ту майскую звездную ночь. Выяснилось, что на следующий день Семеновы снимаются в Питер, — Катерина с Раисой и ездили туда насчет будущего места жительства. «Бежать отсюда надо! — вешая гитару на гвоздь, сказал баро Георгий. — Житья нет от Алфеева, совсем кислород перекрыл!.. И тебе, зеленоглазая, не стоит здесь задерживаться: днем, пока ты спала, тут у нас по табору два мальца шмыгали — один беззубый, с крестом на груди, другой — заика. Тебя, Любаша, искали… Короче, поедешь с нами до Москвы, а там на поезд сядешь».