Поющий цветок и солнечная девушка - страница 3

   Коллеги, которые всё же стали свидетелями сцены, громко рассмеялись. На это Лунёв вытащил из-за спины хорошенькую корзиночку с разноцветными фиалками и вручил Наденьке.

   Коллеги приумолкли: такая корзиночка в соседнем магазине "Цветы" стоила восемь тысяч.

   Наденька поднесла подарок к лицу и ощутила одновременно сладкий и горький аромат. Тревожный, от которого чаще колотится сердце, и счастливый, от которого оно замирает.

   И без всякой опаски зашагала рядом с Лунёвым. Старик был огромный по сравнению с миниатюрной Наденькой.

   Как оказалось, он жил в старом особняке, неопрятном из-за того, что давно не ремонтировался. И самое главное - со своею старухой! Они вместе так напоминали героев иллюстрации к сказкам Пушкина, что Наденька против воли оглянулась в поисках разбитого корыта.

   Она спросила у Лунёвой, которая сидела в странной позе на диване: "Как вы?" На что старуха расплакалась, схватила её за руку и не отпустила до тех пор, пока Лунёв не приготовил всё к чаю. Его жена откинула край пледа, закрывавшего юбку. И Наденька поняла: под юбкой нет ног.

   - Авария, - буркнул Лунёв.

   - Наказание мне за всё, - отозвалась Лунёва.

   Наденька не решилась что-то сказать, только погладила её по руке. Ей стало тревожно, так как обрюзгшее и отёчное лицо Лунёвой что-то ей напомнило.

   Наденька глянула в тёмное зеркало, которое закрывало четверть стены от полу до потолка. В нём отразилась она сама - коротышка на толстеньких ножках, с круглым лицом, словно нарисованными углем бровями, раскосыми глазами и большим ртом. Да уж, было от чего Лие корчить рожи у неё за спиной.

   А Лунёва сохранила остатки былой красоты: брови вразлёт над чёрными большими глазами, тонкий прямой нос. Наденька подумала, что такими красавицами были те актрисы и певицы, которых она видела в театре, и спросила:

   - Вы ведь снимались в кино?

   - Нет. Я оперная певица, - гордо ответила Лунёва.

   - Я очень люблю "Травиату", - поделилась Наденька и даже испугалась, когда Лунёва принялась рыдать.

   Старик сунул ей разивший валерьянкой стакан и прошептал Наденьке:

   - Ира много лет исполняла партию Виолетты. Была лауреатом международного конкурса.

   Лунёва выпила успокоительное, дёргая обвисшей на подбородке кожей, а потом сказала мужу:

   - Ну давай же скорей чай! Не могу больше ждать.

   Старик поставил перед Наденькой большую чашку с потрясающе пахшим чаем, подсел к жене и уставился на Наденьку с тем же выражением лица, что и в поликлинике.

   Наденька отхлебнула чай, попробовала пирожное, тут же растаявшее на языке, и почувствовала умиротворение и покой, которые ощущала до смерти родителей.

   - А вы разве не будете пить чай? - спросила она. - Я никогда не пробовала ничего вкус...

   И комната исчезла. Последнее, что увидела Наденька, - искажённые радостью лица стариков.

   А потом была темнота. Ощущение тепла, влаги и сытости. Наденька попыталась открыть глаза, но ей не удалось. Зато она услышала голоса:

   - Ну скоро? Ты же обещал к началу декабря!

   - Перестань меня сбивать. Не получилось. Будет к Новому году.

   - Ты моё солнышко, моя радость! Ну покажись же скорее! А разве нельзя было сделать так, чтобы это был... к примеру, котёнок или птичка?

   - Прекрати сейчас же! Хуже ребёнка. Сказал, не сбивай. Как вышло, так и вышло. Хорошо хоть так. Нечего было отдавать... Ну не плачь, прости.

   - А правда, что моё солнышко никогда меня не покинет и станет только моим?

   - Правда. Отвяжись, пожалуйста!

   И однажды, после блаженно тёплой воды, которая окатила Наденьку, ей удалось избавиться от тесноты и сырости! Более того, внезапно кончилась темнота.

   Она стояла в горшочке, по пояс в рыхлой земле, которая пахла перегноем и свежестью. Рядом было окно, в которое заглядывал зимний денёк. По другую сторону виднелась стариковская комната с наряженной ёлкой.

   - Солнышко моё! - раздалось с дивана. - Виктор, иди сюда скорей! Наша Наденька открыла глазки!

   - Иду-иду! - радостно крикнул Лунёв. - Сейчас только винца достану. Нужно же отметить!