Позавчера была война - страница 30

Помню, как ночью, стоя на посту, я бесшумно подходил к старому артпогребку, прижимался к двери и слушал, как дышит корова. Ничто так не успокаивало, как ее дыхание. Ровное, теплое дыхание живого существа…

Я ждал, что в Саду Богов затрещат камешки и на дороге появится наша батарейная корова. Она будет щипать зеленые ручейки травы, пробившиеся в расщелинах скал, и потрется пегим бочком о кривой ствол пинии.

Целующиеся Верблюды вздохнули.

В стеклянных галереях американских аэровокзалов нередко встречались раненые солдаты. Они постукивали костылями или бережно, как ребенка, несли на перевязи запеленатую раненую руку. Или рукав был пустой. Рваные, намокшие в болотной жиже, забрызганные своей и чужой кровью, тужурки остались за океаном, в полевом госпитале. На солдатах же была новая, безукоризненно отглаженная темно-серая форма, со спектром орденских планок. Вернувшихся с вьетнамского фронта, никто не приветил, не дарил знаками внимания. Люди отводили глаза. И солдаты с горечью чувствовали себя пустыми рукавами. Разве так нас встречали в годы войны? Но война войне рознь.

В одном из перелетов нашим соседом оказался военный моряк, командор Мериленд Синграйд. На этот раз он возвращался не с войны, а из Скалистых Гор, где две недели катался на лыжах. От него веяло свежестью снега, а лицо было покрыто горным кирпичным загаром, делавшим командора похожим на индейца. Его действительно нетрудно было представить себе в перьях и в сыромятной коже, скачущим на коне навстречу бизону. Тем более у него были глаза охотника — серые, с ледяными кристалликами — глаза, всегда готовые прицелиться.

— Выпьем? — предложил командор.

Выпьем.

— Скотч анде рокс?

— ?

Потом мы узнали, что «скотч анде рокс» означает в переводе — виски на скалах, то есть не разбавленное, а налитое прямо в бокал со льдом.

По неписаному закону в Штатах не говорят о Вьетнаме. Поэтому мы не стали расспрашивать Мериленда о том, как он бороздил воды Тонкинского залива на капитанском мостике эсминца «Конфликт», бортовой номер MSO 426. А попросили командора рассказать о его детстве.

И тут произошла новая встреча с коровой.

— Мое детство прошло в Монтане, а Монтана — страна ковбоев, — начал командор. — Когда говорят «ковбой», то представляют себе всадника в широкополой шляпе, в брюках из чертовой кожи, у седла — лассо, на бедре — пистолет. Пальба. Погоня. Похищение. Все забывают, что ковбои всего-навсего пастухи. И скачут они не за таинственным незнакомцем, а догоняют строптивого бычка или ищут отбившуюся от стада корову. Ни один мальчишка не хочет быть пастухом, но все они мечтают стать ковбоями.

Наш командор забыл о виски и о скалах. Его глаза потеплели, и светлые морщинки в уголках глаз, куда не добралось горное солнце, расходились лучиками. И я обратил внимание, что кончик носа у него слегка облупился…

— Когда мы пасли коров, нас никто не называл ковбоями. Мы были просто «боями» — мальчишками. Но чтобы быть похожими на мужественных, романтичных ковбоев, мы почему-то стригли волосы под машинку и ходили босиком. Сухая трава резала пальцы, колючки впивались в ступни, но мы не подавали виду, мы ходили по степи босиком. Это был особый шик. И вот однажды меня застиг град. Без шапки, да еще стриженого. Град был крупный, с голубиное яйцо. Он бил со страшной силой, а укрыться негде. Степь. И я почувствовал, что сейчас меня забьет градом. Я обхватил руками голову, в отчаянии упал на землю и заплакал. Позор для ковбоя! Но кто думает о позоре, когда в голову летят каменья! И тут я почувствовал, что удары прекратились. Я открыл глаза. Надо мной была низкая крыша. Да нет, не крыша — корова. Она стояла надо мной и терпеливо сносила удары града. Только мотала головой и мычала… С тех пор я люблю коров.

Он закончил свой рассказ. В его глазах окончательно растаяли ледяные кристаллы, и я почувствовал в них теплый отблеск детства.

— Выпьем?

— Выпьем, — согласились мы. — За коров!

За коров! Они помогали нашим матерям вскормить нас. И если Рим избрал своим гербом волчицу, вскормившую Рема и Ромула, то в гербе человечества по справедливости должно бы быть доброе четвероногое существо с печальными глазами.