Поздние вечера - страница 12
Газетная дискуссия о галстуке принимает вдруг широкий и весьма пылкий характер. Театр Пролеткульта ставит новую пьесу Анатолия Глебова, так и называющуюся — «Галстук». В кассах билетов на нее не достать: все спектакли заранее проданы для комсомольских культпоходов. Споры в антрактах в фойе и на плохо освещенных Чистых прудах, когда зрители расходятся по домам. Проблему галстука «заостряют», «углубляют», «ставят ребром», связывают с проблемами быта, семьи, любви. В своей стихотворной публицистике этой темы касается Маяковский, а на страницах «Комсомольской правды» сам редактор Тарас Костров посвящает ей значительную часть большой статьи «О культуре, мещанстве и воспитании молодежи».
Дело тут, конечно, не в галстуке, как таковом: это был лишь удобный пример, так сказать, пример-символ. Проблема не так проста, как это может показаться сейчас: подумаешь, в самом деле, галстук… Но дело в том, что убежденные противники галстука, как «буржуйского» украшения, противопоставляли тому, что они считали пустым модничаньем, показную небрежность в одежде, часто граничившую с неряшливостью, бытовой распущенностью и общей расхлябанностью в поведении, которым пора было дать бой. И бой был дан. Спор о галстуке оказался только разведкой. Дружная армия фельетонистов «Комсомольской правды» во главе с Виктором Кином — И. Малеев, В. Дмитров, С. Карташев, И. Лин, В. Охременко и другие, а также публицисты газеты — сам Костров, В. Кузьмин, В. Слепков — всеми родами газетного оружия открыли кампанию за воспитание комсомольца нового типа, с галстуком или без галстука, но которому были бы по плечу огромные задачи социалистического развития страны на этом историческом этапе.
3 ноября 1925 года Виктор Кин посвящает этой теме уже не фельетон, а публицистический «подвал» на третьей полосе. Он так и называется «О типе комсомольца». Автор меньше всего склонен читать нотации и давать советы. Он раскрывает исторически, как в комсомоле сложился некий культ небрежности и распущенности. Он вспоминает годы гражданской войны с их суровыми условиями, когда некогда и невозможно было следить за собой, о времени, когда пренебрежение к личным удобствам стало привычкой, помогавшей переносить трудности.
Кин показывает, как сложился этот тип, он отдает ему должное: ведь еще недавно личное бескорыстие и безразличие к себе было свойством самых лучших борцов. Но именно поэтому и нелегко бороться с вырождением этих свойств в то, что сейчас уже является только ленью и разгильдяйством. Изменилось время, должны измениться и привычки. «Время ломки, борьбы, разрушения кончилось. Страна входит в период строительства, который потребует от строителей точности, аккуратности, четкости. Нужен новый человек, новый тип, аккуратный, опрятный, культурный».
Виктор Кин до конца жизни продолжал считать своей основной профессией профессию журналиста. Вдова писателя, Ц. И. Кин, рассказывала мне, что уже после опубликования и шумного читательского успеха «По ту сторону» Кин полушутливо говорил: «Я — журналист. А роман написал просто так, потому что мне захотелось». Уже будучи известным писателем, он не хотел заниматься только художественным творчеством и стал специальным корреспондентом ТАСС в Италии, а затем во Франции, а когда его застигла смерть, он был редактором московской газеты на французском языке «Журналь де Моску».
Но «Комсомольская правда» оставалась первой любовью. Читатели газеты привыкли к ярким фельетонам Кина и, развернув газету, уже привычно искали их на обычном месте — внизу или в центре на первой полосе. Газета тогда версталась иначе, чем теперь, и фельетон почти непременно шел на первой полосе: передовая, иностранные телеграммы, большая политическая карикатура и обязательно фельетон. Этим как бы подчеркивалось то важное место, которое он занимал в номере. Мы сейчас понимаем под фельетоном если не анекдотическую, то, во всяком случае, достаточно смешную историю, рассказанную с нравоучительной целью. Тогда содержание фельетона рассматривалось шире — он мог быть и лирико-публицистическим, и романтическим, оставаясь при этом обязательно остроумным.