Пожирательница гениев - страница 3

стр.

– единственным мужчиной, кого она действительно любила, – связи, которую они не скрывали и которая к моменту смерти Эдвардса в 1914 году длилась целых шесть лет.

Дело заключалось, конечно, в значительной ренте, выплачиваемой ей Эдвардсом после того, как тот женился на Лантельм, и которую они с ее будущим третьим мужем, Сертом, в ту пору еще только начинающим свое восхождение к известности, боялись потерять.

Деньги много значили для Мизии. И не только потому, что давали возможность жить в роскоши и путешествовать с расточительным Сертом, но и потому, что позволял ей щедро помогать людям, которых ценила и любила за их талант, и прежде всего Сергею Дягилеву.

В биографии Мизии 1910-е и первая половина 20-х годов были звездным временем. Жизнь ее полна до краев – любимый человек, деньги Эдвардса, дружба с Дягилевым.

У нее с Дягилевым было много общего: ровесники, оба родились в России, оба страстно любили музыку, у обоих было тонкое художественное чутье, инстинктивное стремление к новому в искусстве. Мизию, как и Дягилева, отличали презрение к условностям, надменность и равнодушие к тем, кто их не интересовал, пылкость чувств и щедрость по отношению к людям, которых они любили, безудержность в симпатиях и антипатиях. Им обоим были свойственны непостоянство и крайности, склонность к интригам и властолюбие. Дягилева привлекали в Мизии живость, легкая, чисто французская фривольность, остроумие. Но главное: подозрительный по натуре, Дягилев верил в искреннее и бескорыстное отношение к нему и безусловно доверял ее музыкальному вкусу.

«Русский балет» Дягилева, музой которого назвал Мизию Александр Бенуа, многим был обязан ее щедрости и страстной заинтересованности в его успехе. Тот же Бенуа вспоминает, что ложа Мизии служила «сборищем перворазрядных amis des Russes»[21] и что «при каждом новом эффекте вся ложа в один голос ахала».

Она быстро освоилась в атмосфере дягилевской антрепризы, которую авторы фундаментальной биографии Мизии, американские пианисты Артур Голд и Роберт Фицдейл, остроумно сравнивали с восточным двором – со всеми его интригами, изгнаниями, фаворитами и рабами, – где все подчинялось воле и капризам ее владыки деспота Дягилева. Мизиа стала своего рода принцем-консортом, Хозяйкой, как ее называли. Двадцатые годы – апогей ее власти. Все прослушивания и просмотры происходили в ее присутствии. От ее мнения часто многое зависело в решениях, которые принимал Дягилев. Ее уважали, любили, боялись, перед ней заискивали. Она стала посредником в отношениях Дягилева с композиторами, художниками, танцовщиками. Проявляя чудеса дипломатичности, изворотливости, ловкости в искусстве маневрировать, она умела успокоить, примирить, уладить конфликты[22]. Действуя всегда в интересах Дягилева[23], иногда не чуралась хитрости и, по-видимому, даже двуличия. Жан Кокто и Эрик Сати[24], случалось, называли ее «тетушкой Труфальдино» и «теткой Брут»[25].

Благодаря Дягилеву Мизиа была принята в свете, к чему она и Серт весьма стремились, хотя она отрицает это в своей книге. Характерно, что все четыре женщины, которым Мизиа посвящает специальную главу, принадлежали к высшему свету, и познакомилась она с ними благодаря Дягилеву.

Была еще одна женщина, с которой Мизию связывала более чем тридцатилетняя, до самой смерти, тесная дружба. Она много раз упоминает ее в мемуарах как свою «любимую, самую близкую подругу», ни разу не назвав ее имени. Но вина за это лежит не на Мизии.

Подругой этой была Коко Шанель, та, кого называют Великая Мадемуазель. До опубликования книги Мизии в ней была глава, специально посвященная Шанель. Но Коко, никому не позволявшая писать о себе, настояла, чтобы Мизиа не печатала ее[26].

Сравнение этих двух женщин помогает лучше понять характер Мизии Серт.

Хотя Шанель была всего на одиннадцать лет моложе Мизии, по своему отношению к жизни и психологическому складу они принадлежали к разным эпохам. Не случайно Мизиа мечтала: «Если бы я родилась на двадцать лет раньше…», а Коко не раз повторяла: «Я хотела бы родиться на двадцать лет позднее».

Одна из них до конца жизни оставалась женщиной, рожденной и сформированной бель-эпок. Другая ненавидела это время и старалась навсегда зачеркнуть его в своей биографии.