Позор семьи - страница 17
— Говорят, и это точно, что с тех пор, как тебе не удалось выйти замуж за этого мерзавца Бруно Маспи, у тебя с головкой не все в порядке!
— Бруно вовсе не мерзавец!
— Глядите-ка! Она его еще защищает!
— Я его не защищаю… Я просто говорю, что он думает не так, как мы, вот и все, и хватит об этом!
— «Хватит об этом»! Нет, ты ее слышал, Дьедонне? «Хватит об этом»! Хватит, если я этого хочу, мадемуазель!
— Ой, ну ладно, мама…
— Нахалка! Где тебя только воспитывали?
— Ты это отлично знаешь — в монастыре в пансионе «У Добрых Сестер»!
— Она смеется над своей матерью в довершение всего! Ты была под стать твоему Бруно! Да ты б ему при случае помогла бы засадить родных отца и мать, пропащее отродье!
Дьедонне, обожавший свою дочь, попытался прийти ей на помощь.
— Это… ну если ты хочешь знать мое мнение, Перрина, ты преувеличиваешь! Малышка никогда не говорила ничего подобного!
— А плевать я хотела на твое мнение, бездельник! Ты смеешь защищать ее от меня, эту неблагодарную? Эту бессердечную? Ты забыл, что это я ее произвела на свет в конце концов?
— Да, но я ведь тебе в этом помог!
— Ты в этом уверен?
Дьедонне, уязвленный после этого чудовищного заявления, запричитал:
— О Господи! Что мне приходится выслушивать? Я всегда уважал тебя, Перрина, но берегись! Еще одно подобное высказывание, и ты лишишься моего уважения! Если Пимпренетта не моя дочь, скажи это сразу же, сию же минуту. Тогда я покину этот дом и утоплюсь!
— Ловлю на слове!
— Тогда я еще подумаю.
Мадам Адоль победоносно улыбнулась.
— А я в этом сомневаюсь! У тебя никогда не хватило бы смелости, чтобы покончить с собой, кретин!
— Если я правильно понял, ты меня толкаешь к самоубийству? Убийца — вот кто ты есть на самом деле, Перрина.
— Не старайся растрогать меня, Дьедонне. Можешь успокоиться: Пимпренетта, разумеется, твоя дочь! Она похожа на тебя тем, что, как и ты, живет и кормится за счет матери, которая трудится, не жалея своих сил, и этим убивает себя.
Малышка заупрямилась:
— Если уж тебе так трудно меня прокормить, то, уверяю тебя, тебе осталось заниматься этим совсем недолго.
Эта загадочная фраза сразу всех утихомирила. С беспокойством в голосе, забыв о своем великом гневе, Перрина спросила:
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что я выхожу замуж!
Они оба разом бросились к ней.
— Ты что, выходишь замуж, о святой Иисусе! А за кого?
— За Ипполита Доле.
— Иппо… но он же в тюряге!
— Он оттуда вышел… Я встретила его, и он попросил меня стать его женой.
— И ты дала согласие этому жалкому отродью?
— Да.
— Я запрещаю тебе это.
— Обойдусь без твоего согласия!
— Божья Матерь!
Перрина подскочила к дочери и залепила ей пощечину, эхом разнесшуюся по квартире. Девушка гордо выпрямилась.
— Тебе придется меня убить, чтобы помешать выйти замуж за Ипполита.
— Несчастная, ну что ты в нем нашла в конце концов?
— Это… это касается только меня…
Мадам Адоль резко повернулась к мужу:
— А ты, что ты скажешь, если твоя дочь собирается совершить безумие, которое сведет меня в могилу?
Папочка попытался приласкать свою дочурку.
— Пимпренетточка моя, ты же все это говоришь не серьезно? Доле — это же все как один такие подонки… Мелкая сошка… Ты же с голоду подохнешь с этим Ипполитом, и потом, как мне думается, этот молодой человек лишен высоких чувств… Я уверен, что он способен буквально на все… И ты очень хочешь быть вдовой казненного?
Пимпренетта из упрямства ничего не ответила, и мать воздела руки к небесам.
— Что же я такого сделала? За что мне приходится нести этот крест?
Славная женщина очень бы удивилась, если бы узнала, что ее деятельность вряд ли бы была одобрена Господом Богом и его святыми.
Спор становился все более яростным, но появилась Фелиси Маспи. Ее приход успокоил приступы гнева, готовые вылиться в неистовые проклятия, но ведь перед посторонними надо все же сдерживаться. Перрина Адоль мгновенно преобразилась, что озадачило ее мужа, не привыкшего к мгновенным сменам настроений своей супруги.
— Ба! Ведь это Фелиси… Малышка, что тебя привело? Надеюсь, дома ничего не случилось?
— Я бы хотела поговорить с Пимпренеттой.
— Ты не вовремя пришла.
— Она болеет?