Позвони мне - страница 35

Комиссар удивлённо вскинул по-поросячьему белобрысые брови. Был он весь какой-то неправильно чистый и бесцветный, как вылинявшая гимнастёрка. Может, от долгого сидения в кабинете, а может, от великих переживаний за пролетарское дело, кожа на лице комиссара и особенно глаза приобрели водянисто-бледный окрас. Даже выпитая с отцом Наумом четвертинка матёрого самогона и вареная домашняя курица не подтолкнули горячую кровь под его прозрачную кожу.

– Вот ты какой, не перестаёшь меня радовать, Пётр Елисеевич. Но позволь поинтересоваться: если так серьезно относишься к Богу, то зачем же по колокольням из пушек палить? Я хотя в этих вопросах и стою на твердых революционных позициях, но, как честный человек, должен признать, что подобная пьяная выходка уличным хулиганством по закону считается.

Разговор неожиданно приобрел вожделенную для Фурманова идеологическую подкладку. А здесь он в любимой стихии как рыба в воде, и потому не без любопытства ожидал Петькиного ответа: «Иди знай, вдруг ляпнет, скотина, какую-то дурь непотребную, сразу же рапорт куда следует настрочу».

– Это чтобы черти в церквах не прижились, – с абсолютной убеждённостью заявил ординарец. – В Бога можно верить или не верить, но нельзя отрицать, что место, где в самом деле обитает Господь, никому не дано осквернить. Если на храме рушится крест, то это говорит лишь о том, что его давно и бесповоротно покинул Христос. И надо ещё хорошо разобраться, кто именно и почему не по нраву пришёлся Спасителю.

Дмитрий Андреевич, озадаченный не слабым по тексту ответом, в глубоком раздумье подошёл к отворённой форточке, раскурил оправленную в дорогое серебро черешневую трубку, и кабинет наполнился густым запахом старорежимного табака, с тонким фруктовым привкусом. Всё-таки славно бывает после сытной трапезы ублажить разомлевшее тело лёгким дурнопьяном благородного курева. В «Капитале», правда, об этом ничего не написано, – видимо, у Маркса на самое главное не хватило чернил.

– Мы, Петька, с тобой столько беляков за правое дело на фронтах революции перешлёпали, что не только Богу, но и чёрту прислуживать мелковатым занятием скажется, – смачно попыхивая трубкой, с наслажденьем любуясь собой в клубах сизого дыма, изрёк комиссар. – Ты знаешь, я последнее время склоняюсь к мысли, что люди охотнее верят не в Бога, а в чёрта. Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь сомневался в существовании нечистой силы. Как ни мудри, но с чертями нам проще, видать, находить понимание. А ты молодец, не ожидал. Тебе бы, по-хорошему, в партийную школу отправиться, неплохой для революции комиссар мог бы со временем получиться. Однако хвались, с чем пожаловал?

Разговор, таким образом, выкатился прямиком на финишную позицию, и ординарец с готовностью перешёл к изложению деловой сути своего визита:

– Вы, Дмитрий Андреевич, не хуже меня осведомлены, с чем пожаловал, не надо делать вид, будто не слышали о заявленной нами свадьбе. У вас же повсюду осведомители с ослиными ушами стоят, заботу отеческую о красных бойцах проявляете, крепко переживаете, чтобы мы сослепу мимо счастья своего не проехали. Между прочим, Аннушка целый вечер лично для вас оформляла свадебное приглашение. Настоящий шедевр приготовила – до чего же ловка в рукоделиях ненаглядная невестушка моя оказалась.

Петька извлёк из верхнего кармана гимнастёрки аккуратно завёрнутое в наутюженный батистовый платок пригласительное извещение. Театрально поднёс на ладони рукоделие к собственному носу и с наслаждением вдохнул знакомый Анкин запах, волнующе скупажированный из аромата свежего сена с вызовом дешёвеньких саратовских духов. После чего вручил шедевр со словами: «Обратите внимание, у самого сердца носил».

Фурманов понимающе улыбнулся и принял из Петькиных рук персональное приглашение. Бережно развернул батистовый платочек с вышитыми гладью двумя целующимися голубками и подчёркнуто внимательно прочитал торжественное послание.

В открытке Аннушкиным каллиграфическим почерком сообщалось о дате бракосочетания и предполагаемом удовольствии от присутствия на нём всеми уважаемого комиссара. При всей дамской изысканности свадебного приглашения и способе его вручения, от Дмитрия Андреевича не ускользнула скрытая насмешливость счастливой молодости, дополняемая осознанием собственной безнаказанности чапаевских любимцев.