Позывной «Хоттабыч» 2 - страница 16
– А где гарантия, что радиус воздействия будет таким же? – возразил оснаб. – Что он не будет расти? Если он уже не вырос до невообразимых пределов? Никто ведь не знает точной величины вашего Резерва. С Высшими Силовиками, увы, это все-равно, что гадать на кофейной гуще!
– А я Высший Силовик? – «Закинул я удочку».
– Ну, – развел руками оснаб, – выходит, что так.
– И, типа, Землетряс?
– В числе прочего, – подтвердил мою догадку оснаб.
– А еще что могу?
– Из того минимального набора, что мы смогли определить – есть зачатки Ментального Дара, Медицинского, чуть Огненной стихи, чуть Воздушной… Одним словом всего по чуть-чуть, ну очень солидный букет выходит.
– Так это, чего я – от пальца смогу папироску без спичек прикуривать? – Мне отчего-то стало смешно: вот же какой гребаный фокусник из меня получился – прям Гарри Гудини, ёж, твою, так!
Оснаб в очередной раз закатил глаза под лоб и удрученно покачал головой:
– Верно ж говорят, что старый, что малый! Хоттабыч, серьезнее надо быть!
– Слышь, начальник, – я растопырил пальцы, и, добавил в голос хрипоты опытного сидельца, – мазу не ломай! Только-только котелок в порядок приходить стал! А ты опять нагнетаешь!
– А! – догадливо воскликнул Владимир Никитич. – Это у вас психотерапия такая?
– Ну, типа того! – согласно кивнул я. – Чтобы уж совсем в депрессняк не провалиться?
– Опасаетесь депрессии? – С интересом взглянул на меня медик.
– Нет, – мотнул я головой, – какая к чертям депрессия? Это я утрирую так. Война…
– Ладно, сворачиваем балаган! – остановил нашу «продуктивную» беседу оснаб. – Некогда лясы точить – дел «за гланды»!
– Я бы оставил товарища Хоттабыча отлежаться еще на денек… – задумчиво покрутив кончики усов, произнес Виноградов.
– Это действительно необходимо, Владимир Никитич? – Пристально посмотрел на него оснаб. – Или очередная перестраховка?
– Нет, – покачал головой профессор, – особой необходимости нет. А вы зачем спрашиваете, Петр Петрович? Ведь для вас же мои мысли и желания, как на блюдечке…
– Зря вы так, Владимир Никитич, – несколько порывисто и резковато ответил оснаб, – я просто так, в чужих головах и мыслях, как по своим вещичкам, не шарю! А особенно у тех людей, кого глубоко и искренне уважаю! Не ожидал я от вас такого упрека, товарищ Виноградов! У меня, если и бывает спонтанное считывание, то лишь по чистому недоразумению, как сегодня… Мощность Дара – она накладывает…
– Петр Петрович! Дорогой, вы мой человек! – Профессор Виноградов подскочил со стула. – Извините великодушно и не обижайтесь! И даже в мыслях не думал о вас плохо! Можете проверить, прямо сию минуту!
– Поверю на слово, Владимир Никитич, – улыбнулся оснаб. – Не думайте о нас, Мозголомах, плохого. Бывает, конечно, что попадается всякий сброд, но хороших-то людей все равно больше!
– Так вы не обиделись, Петр Петрович? – Виноградов положил руку оснабу на плечо и заглянул в его глаза.
– На обиженных воду возят! – Озвучил старую и всем известную истину Петров. – Не мальчишки, чай. Только вот сложившихся между нами теплых отношений мне было бы несомненно жаль…
– Петр Петрович? – Виноградов протянул командиру свою раскрытую ладонь. – Умеете вы так… исподволь… Мир?
– Конечно мир! – Тепло улыбнулся оснаб, пожимая руку профессору. – Если Хоттабыча вовсе и не обязательно держать под вашим наблюдением, тогда я его забираю?
– Да, мое наблюдение Гассану Хоттабовичу не требуется, – ответил Владимир Никитич. – Все, что в моих силах, я для него уже сделал.
– Хоттабыч, – окликнул меня командир, – ты пока тут готовься: мойся, бройся, одним словом. А я за одеждой смотаюсь. От твоей курсантской гимнастерки только обгоревшие дыры и да клочки остались.
– Так дотянулся-таки до меня тот комиссар? – спросил я. – А то я в запале и не почувствовал ничего.
– Если бы он, как ты говоришь, дотянулся бы – от тебя тоже бы одни обгоревшие дыры, да клочки… Да и тех бы, наверное, не осталось – горстка пепла и все дела! Абы кому комиссарские звания направо и налево не раздают!
– Вот, знаешь, что, Петр Петрович? – произнес я в сомнении.
– Что? – оснаб подошел поближе к моей кровати, чтобы я горло особо не напрягал. А то, после долгой беседы, голос мой слегка подсел.