Позывной "Хоттабыч". Книга 2 - страница 30

— Гасан Хоттабович! Петр Петрович! — Встретил нас на пороге квартиры Вильям Карлович широкой и «лучезарной» улыбкой во все тридцать два… Или сколько там у него осталось? Еще бы в косоворотке с хлебом-солью выперся б — вообще был бы «атас»! Но Шильдкнехт — немец, поэтому — мимо. Я, хоть и не против гостеприимства, но и меру надо знать! И пусть, как он считает, я для него столько всего сделал, но зачем так-то «прогибаться»? Неожиданно широкая улыбка немца показалась мне насквозь фальшивой, а блестящие масляные глазки сверкали презрением и настоящей ненавистью.

Я даже головой помотал, чтобы отогнать подальше этот «глюк». Вот что значит весь вечер подозревать человека во всех смертных грехах! Поневоле всякая фигня мерещиться будет! Наваждение отступило, и Вильям Карлович вновь превратился в того самого добродушного престарелого доцента, с которым я познакомился в училище. И который меня тогда здорово выручил.

— Проходите, гости дорогие! — провозгласил старичок, когда мы добрались по небольшой лестнице до его дверей. — Мы вас заждались уже!

— Вильям Карлович! — Я тоже улыбнулся (ну как я мог на него так плохо думать?), пожал его протянутые ко мне руки, и прошел в квартиру. — мы, вроде как, и не опоздали…

— Да-да, я знаю! — Мелко закивал седенькой головешкой старичок, пропуская мимо себя оснаба и закрывая за ним дверь. — Но уж так не терпится отблагодарить вас, Гасан Хоттабович! Ведь вы мне, можно сказать, второе дыхание открыли! Вернули веру в себя! Выходит, и старый Вильям еще на что-то годиться!

— Вы меня перехвалили, Вильям Карлович…

— Позвольте, совсем нет! — Шильдкнехт принял у нас с оснабом головные, уборы и водрузил их на полку в прихожей. — Сколько я для вас ни сделаю — всего будет мало! Я сегодня, только за один день… Ох, нет, старая я калоша! Я ведь теперь и чужие тайны хранить должен! Своих, так сказать, пациентов! Поэтому прошу простить… Кстати, Гасан Хоттабович, не желаете перед ужином попробовать «процедуру»?

— Это вы о зубах, Вильям Карлович? — с надеждой спросил я. Уж очень меня в последнее время напрягали эти самые чертовы зубы! Десна совсем распухли, и терпеть собственные «квакушки» стало совсем не выносимо!

— Совершенно верно, мой друг! — обрадовал меня Шильдкнехт. — Так вы не против?

— Просто мечтаю об этом! — честно признался я. — Вот уже последних лет тридцать.

— Тогда пройдемте в мой кабинет! — пригласил меня доцент. — К тому же это не долго и не больно! Сила-с…

— А мне можно посмотреть? — напросился Петров.

— Конечно, не вижу в этом никаких препятствий! — расшаркался немец. — Но это совсем неинтересная и незрелищная «операция». Но если вам угодно…

Мы прошли в маленький кабинет доцента-историка. Даже невооруженным взглядом было видно, что кабинет был в срочном порядке переоборудован из обычного, в этакую «смотровую», как у медиков.

— У меня тут несколько тесновато… — смущенно произнес новоявленный практикующий Силовик-Тератоморф. — Но это долго времени не займет… — Он быстрым движением сдвинул в сторону деревянный каркас ширмы, за которой, видимо, должны раздеваться особы женского пола. — Теперь точно поместимся!

Усадив меня на табурет, поставленный рядом со столом, за который с донельзя «глупым» видом и уселся наш кудесник, Вильям Карлович произнес:

— Выньте из рта ваши протезы, Гасан Хоттабович. Они вам больше не понадобятся!

Его бы слова, да Богу в уши! Как же я мечтаю от них избавиться!

Оснаб, не ставший заходить в маленькое помещение кабинета, застыл у раскрытой двери, привалившись к косяку. Его тоже интересовало происходящее в кабинете действо, с сугубо профессиональной стороны.

Я вынул протезы и, зажав их в ладони, приготовился ждать чуда. И оно случилось, но настолько незаметно и буднично, что на первых секундах я его даже не заметил, поскольку все происходящее было абсолютно безболезненно! Да я даже рот не открывал! Раз: престарый Силовик-окудник положил свою сухую прохладную ладошку, пахнущую отчего-то валерьянкой, на мой сморщенный рот. Я даже не увидел «потока» Силы, видимо, тактильным контактом Силовик компенсировал свой невеликий Дар. Мои голые десна вдруг сильно зазудели, а во рту неожиданно стало «тесно». Вильям Карлович одернул руку, а я провел языком по деснам…