Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии - страница 12

.

Отец — гунн, мать — скирка: уже с рождения он потомок двух разных этнических групп. А в ходе анализа жизни и военных связей Одоакра картина еще больше усложняется: источники определяют его как скира[144], руга[145], туркилинга, гота[146]; проще говоря, он, видимо, был главой разнородных варварских групп в той мере, в которой стечение обстоятельств время от времени подталкивало процессы их объединения и разъединения. Были и те, кто, анализируя этимологию его имени, настаивал на гуннском происхождении[147]. Однако в Vita Severini Евгиппий изображает его statura procerus[148], настолько высоким, что ему пришлось наклониться, чтобы войти в келью святого, и такая деталь, хотя и второстепенная, кажется, противоречит гипотезе о гуннском происхождении. Гунны, как правило, были низкорослыми.

Неясным для нас остается путь, пройденный Одоакром до того, как достичь Италии. Хотя Феофан[149] утверждает, что он вырос на италийской территории, все же более правдоподобно, что полуостров стал последним этапом долгого скитания. Лишь гипотетическая, хотя и увлекательная реконструкция была предложена Краучиком[150], согласно которому после битвы на Каталаунских полях Одоакр некоторое время оставался в Галлии. Здесь он возглавил группу саксов, вместе с которыми занял район вокруг Анжера и некоторые прилегающие территории, захватив много пленников[151]. Впоследствии он был разбит римлянами и союзными им франками и заключил с королем Хильдерихом договор о союзе, имевший целью разгромить пребывавших в Реции аламаннов[152]. Только для Павла Диакона путь Одоакра cum fortissima Herulorum multitudine[153], начался ab extremis Pannoniae finibus[154][155]. Около 470 года он перешел в Норик и здесь встретил святого чудотворца, апостола Севера, святого Северина.

Vita Severini[156] Евгиппия[157], составленная около 511 года, при полном господстве остроготов, хотя и в свойственных агиографическому произведению рамках и с рискованными пересечениями и идеологическими наложениями между биографом и биографируемым[158], содержит ценные свидетельства об изменениях в жизни тех, кто в конце V века населял провинцию Прибрежный Норик, объект повторяющихся нападений сначала гуннов, затем ругов, герулов, аламаннов и тюрингов[159]. В этой пограничной зоне на южном берегу Дуная сельскохозяйственное производство, производительность шахт, экономика в целом с неизбежностью претерпели серьезный упадок, когда распалась военная оборона и прекратилась деятельность по охране и сдерживанию limes[160][161]. Vita весьма богата ссылками на беспрестанные набеги, голод, продолжающуюся нехватку продуктов первой необходимости и, с другой стороны, на попытки населения найти средства для выживания. Фигура Северина выступает в ней в неукоснительном соответствии с качествами holy man[162], сочетающего посты, покаяния, молитвы и чудеса с мудрой и конкретной политической деятельностью, со способностью к посредничеству, позволяющей угадать возможную предыдущую практику, приобретенную в светской сфере; не всеми была принята сформулированная около сорока лет назад гипотеза о возможном отождествлении нашего Северина с inlustrissimus vir Северином, упомянутым в De Vita beati monachi Эннодия[163] и бывшим в светский период своей жизни чиновником, ответственным за реорганизацию провинций Паннонского диоцеза при Авите, занимавшим должность magister militum в 458 году[164], избранным консулом в 461 году при Майориане[165], чтобы затем разделить несчастье императора, будучи сосланным на Восток. Вне зависимости от этого и от других попыток прояснить origo[166], социальный status[167] и культурную milieu[168] будущего святого[169] (который, весьма вероятно, подобно многим другим божьим людям был лицом благородного происхождения, в какой-то момент своей жизни удалившимся от мира и в объятиях militia Christi[170] раскрывшим свои навыки и опыт в деятельной жизни наряду с молитвой), в Vita становятся очевидными не только его большие дипломатические способности, но прежде всего большое уважение, которым он пользовался у некоторых варварских вождей. Гибульд, король аламаннов, испытывал к нему «чувство высочайшего почтения»