Praecellentissimus Rex. Одоакр в истории и историографии - страница 18

»[233]. Это сообщение биографа — единственное приписывающее Одоакру инициативу по изысканию variae sedes для беженцев, предположить численность которых, разумеется, не представляется возможным. Они не были сосредоточены в одной местности, но распределены per diversas Italiae regiones.

Позже мы вернемся к рассмотрению данного сообщения в связи с теми политическими последствиями, которые оно предполагает. Здесь же достаточно упомянуть, что не было отмечено какой-либо негативной реакции со стороны населения в связи с предписанной Одоакром эвакуацией Норика и не сообщается о противодействии ему в какой-либо форме. Не исключено, конечно, что в 488 году ситуация ухудшилась до такой степени, что выселение стало неотложным; как уже отмечалось, римское население должно было приложить все усилия для самостоятельной организации собственной обороны, заключая foedera с варварами[234] или уплачивая им дань[235], умоляя Северина ходатайствовать перед королем ругов о получении разрешения на торговлю. В этой связи символичен ответ святого: не имело смысла накапливать товары там, куда вскоре не прибудет ни один купец, поскольку эти области, эти города очень скоро станут необитаемыми[236]. Неизбежно переселение, неизбежно оставление этих земель: …так и не перестал он наставлять народ и предсказывать будущее, объявляя, что все переселятся в провинцию на римской земле без всякого ущерба для своей свободы[237]. Не исключено, однако, что условия, методы и перспективы, при которых проводилась эвакуация Норика со стороны Одоакра, отличались от выдвинутых Фелетеем предложений о защите с последующим распределением населения по подчиненным ему городам. Евгиппий, как уже говорилось, вкратце отмечает, что жители cotidiana barbariae frequentissimae depraedationis educti, sortiti sunt varias regiones[238][239]. Нелегко, однако, избежать предположения о связи между двумя пророчествами святого Одоакру: молодой человек vilissimo habitu, vilissimis pellibus coopertus[240], чья бедность кажется sphraghís[241], обозначающей, примечательным образом и в положительном смысле, исключительность будущего возвышения, обеспечил multis plurima. Это plurima, если наше толкование верно, не было материальными дарами; он принял на себя заботу найти (largiturus) безопасное место и достойную жизнь для беженцев из Норика (varias sedes).

Для Северина, как уже отмечалось, не материальное оружие, но лишь божественная поддержка могла обеспечить защиту находящегося во власти варваров населения. Судьба и спасение жителей Норика могли быть вверены человеку, пользовавшемуся такой поддержкой. И Одоакр, человек, который склонился перед ним — возможно потому, что был слишком высок, а возможно, также из почтительного уважения — мог считаться в некотором смысле человеком Провидения[242].

В ходе эвакуации были также перенесены останки Северина, умершего в 482 году, которые были помещены в мавзолей в Castellum Lucullanum, там, куда был сослан юный Ромул Августул. Более того, похоже, что возведение мавзолея было желанием illustris femina Барбарии[243], которая, по мнению некоторых, может быть отождествлена с матерью Ромула Августула и женой Ореста. Здесь Евгиппий написал свою Vita. Были отмечены его отношения с Барбарией и с двумя другими благочестивыми женщинами, монахиней Пробой и вдовой Галлой, обе — дочери Квинта Меммия Симмаха и свояченицы Боэция[244]; первой он посвятил антологию св. Августина[245]. Эти связи показались «достаточными основаниями полагать, что существовали хорошие отношения, с одной стороны, между Евгиппием и верными приверженцами Ореста и Ромула Августула, а с другой — между Евгиппием и Анициями, которые, в свою очередь, выступали в 476 году на стороне Ореста»[246]. Мне кажется, что из Bios[247] Северина вполне очевидным образом явствует положительная оценка Одоакра[248]. Его фигура выделяется в толпе пришедших к святому варваров так же отчетливо, как выделяется его бедность, которая, в силу противопоставленного благодеяния, предоставила богатства многим. И символично, что защита римлян была вверена провидением варвару, достойному, однако, похвалы, что признавали и провинциальные