Практика дзэн - страница 11

стр.

В этом месте я хотел бы рассказать об одном моем разговоре, чтобы проиллюстрировать важность временного элемента в стиле разговора Дзэн. Недавно я встретил теолога и мы начали обсуждать буддизм, индуизм и другие религии. Он настаивал на том, что все религии на высшем уровне, в основном идентичны, и единственное различие между ними — семантическое. Он пояснил свое положение тем, что Мокша называется Нирваной в буддизме, тогда как «состояние Будды» называется Атман в индуизме и «божественностью» в христианстве.

— Великая Истина Одна, — сказал он, — все вещи вышли и вернутся к ней Великой и Единственной. Это можно излагать по-разному, но центральная Истина остается.

Я не хотел продолжать спор, который мог длиться бесконечно, поэтому я изложил ему старый коан Чао Чоу.

— Если все вещи должны вернуться в Единое, то куда должно вернуться Единое?

Теолог неожиданно смутился и не смог ответить. Но па следующий день он пришел ко мне и сказал:

— Теперь я знаю правильный ответ па ваш вопрос: все вещи должны вернуться в Единое — Единое должно вернуться всем вещам.

— Согласно Дзэн ваш ответ слишком запоздал. Вы бы давно получили 30 ударов, — ответил я.

— Если бы я ответил вам вчера немедленно, как бы вы прокомментировали? — спросил он.

— Теперь последуем традиции Дзэн и поднимем вопрос снова.

И я повторил свой вчерашний вопрос:

— Если все вещи должны вернуться в Единое, куда должно вернуться Единое?

— Оно должно вернуться всем вещам! На это я просто ответил:

— Какая никчемная чепуха!

Мой друг не делал больше замечаний, и обсуждение зависимости буддизма от других религий на этом и закончилось. Вот еще несколько историй, чтобы показать, как словесное состязание Дзэн используется для «проверки».

А: Юн Чжа, ученый школы ТяньТай, добился понимания через чтение «Вималакирти Сутры» без учителя. Чтобы найти Просветленного Мастера, который бы удостоверил его понимание, он пошел к Шестому Патриарху (Хуэй Нэну). Увидев Патриарха, он обошел вокруг него три раза, а затем встал перед ним, не оказав традиционных знаков почтения- Хуэй Нэн сказал:

— Предполагается, что монах повинуется правилам Трех тысяч Хороших Манер и Восьми тысячам Грациозных Поведений. Откуда это идет, что Ваше Преподобие высказывает такую гордость?

— Дело жизни и смерти великое, и скоротечность быстро охватывает человека, — ответил Юн Чжа.

— Почему тогда ты не проникнешь в Сущность Нерождения?[4] Не будет ли это скорейшим путём к освобождению?

— Сама Сущность есть нерождение, и освобождение — за пределами быстрого или медленного.

— Да, ты прав.

После этого Юн Чжа поклонился Шестому Патриарху, прощаясь, и хотел уйти. Но Хуэй Нэп остановил его и спросил:

— Не рано ли ты уходишь?

— Я никогда не двигаюсь с самого начала. Как я могу уходить слишком рано или поздно?

— Кто тот, кто знает неподвижное?

— Мудрец знает это сам по себе.

— О, ты действительно хорошо знаком со смыслом Нерождения!

— Если у нее нет смысла, как ее можно тогда понять? Понять ее — значит не обрести ее смысла.

— Хорошо сказано, хорошо сказано. Теперь останься, пожалуйста, в моем монастыре па ночь.

Если читатель тщательно поразмыслит над вышеприведенным диалогом, он найдет, что в каждом замечании Шестой Патриарх ставил ловушку Юн Чжа, но Юн Чжа, Просветленное существо, чувствовал эти ловушки и немрд-ленно менял свое положение атакованного па положение атакующего. Поэтому он получил высокую похвалу Шестого Патриарха.

Б: Дун Шань пошел в гости к Мин Чэ. Мни Чэ спросил его:

— Где ты был в последнее время?

— В провинции Хэнань.

— Как фамилия тамошнего губернатора?

— Я не знаю.

— Каково тогда его первое имя?

— Я не знаю и его первого имени.

— Исполняет ли он свою службу вообще?

— У него много подчиненных для того, чтобы работать.

— Разве он вообще не выходит и не входит в свое учреждение?

Дун Шань ничего не ответил и вышел. На следующий день Мин Чэ сказал ему:

— Ты не ответил вчера на мой вопрос. Если ты можешь сказать что-нибудь удовлетворительное сегодня, я приглашу тебя к обеду.

— Губернатор слишком достоин, чтобы выходить из своего учреждения, — ответил Дун Шань.

Мин-Чэ удовлетворился ответом, и для Дун Шаня был приготовлен ужин.