Практика по фольклору - страница 16
Разговор окончен и до вечера путники больше и словом не перемолвились. Иван лишь вздохнул еще раз, глядя на бодро качающийся над дорогой собачий хвост. Ну, а куда его теперь?.. И здесь нашего героя просто поставили перед фактом.
В Либряне, главном мастеровом центре страны, Иван Вичнюк бывал не единожды. И в городе этом, похожем на разрезанный поперек апельсин с главной площадью — сердцевиной и слободами-дольками, ориентировался вполне сносно. Хотя, не очень его жаловал — слишком тесный он и суетный, что ли. И люди здесь все сплошь одержимые — носятся с утра до вечера по своим бесконечно-важным делам и даже в тавернах ведут разговоры либо о себе, любимых и гениальных, либо о конкурентах, ненавистных и со всех сторон убогих. Следовательно: если ты на местной торгово-ремесленной «кухне» человек посторонний (без нужных «рецептов» в загашнике), то и побеседовать с тобой совершенно не о чем. Но, зато, какие на этой же почве в Либряне разборки — самый криминальный столичный район, Воробьиный мол, от зависти оптом протрезвеет. И Иван бы нисколько не удивился, увидев куполградских уголовных бойцов на уроках мастерства у каких-нибудь местных гончаров или парфюмеров. Но, это так, отступление от темы. Не к месту и не к ночи навеянное.
Потому что до своего нужного «места» наши путники, все же, дошли. Причем, в глубоких-глубоких сумерках (просто, слово «ночь» после предшествующего текста употреблять не хочется).
— Да мать же твою…
— Альма матер? — сразу на пару закончили они свои молчаливые обеты. А потом Фрош и вовсе расщедрился. — А чего мы вообще здесь забыли, перед этой дверью на замке?
Чего они здесь забыли?.. Единственную надежду студента обрести кров, еду и денег взаймы на дорогу. Вот чего они здесь забыли. Но, как теперь об этом подростку сказать? И Иван еще раз глянул на запертую на засов дверь. Потом на записку к ней пришпиленную: «Уехал в Мельск за сырьем. Буду 13 июня». И лишь после этого выдохнул и развернулся:
— Здесь живет мой знакомый — дядька друга. И я думал, мы у него сегодня…
— Он думал, — неумело сплюнул Фрош на тротуар. — Он думал. Ты еще и думать умеешь, мать твою?
— Чего?! — пораженно вскинул брови студент.
— Хорошо, я повторю, — набрал воздуха в грудь подросток. — Ты вообще ни на что не способен. Надо же, главный он. Да ты главный лишь по проблемам. И собственным и чужим. Да если бы я знал, с кем связываюсь, то в колодце б своем заранее утопился. Что ты на меня уставился?
— Фрош, ты в себе?
— Я?.. — на миг замер пацан, будто соображая над ответом, но потом, с какой-то отчаянной решимостью, вновь попёр в бой. — Да мне надоело все! Ты меня злишь! Ты меня раздражаешь! Я тебя побить готов! — качнулся он и в доказательство толкнул Ивана ручонками в грудь. Парень сделал пару шагов назад и замер в полном отупении от происходящего. Фрош же, метнув на своего застывшего в стороне пса взгляд, продолжил атаку. — Ну, чего ты? — попытался он в этот раз боком наскочить на Ивана, но тот, уходя в сторону, развернулся спиной к улице. Фрош отчаянно взревел. — Чего ты?! Ну?! Ты даже драться не умеешь! Так и будешь бегать?! Ну?! — набычился малец, громко сопя. — Ну?
— Угомонись, слышишь? Я что-нибудь придумаю.
— Р-р-гаф! Гаф!
— Геша, заткнись! Я все равно это сделаю!
— Гаф! Гаф!
— Фрош, тебя даже собственный пес…
— Оба заткнитесь!
— Да ты точно рехнулся! Малолетний психопат! Я же тебе гово… — следующий выпад наш герой прозевал и, запнувшись задником ботинка об тротуарный бордюр, едва ухватился рукой за столб. Но, собственной массы удержать, все же, не смог. А дальше…
— А-а! Иван! Иван!!!
Правая, впряженная в крытый экипаж лошадь, перескочив обеими парами копыт через нашего героя, замерла на натянутом подпрыгнувшим с сиденья кучером поводе. И как раз вовремя, потому как от студента до переднего колеса остались лишь считанные дюймы… Иван, все еще лёжа на спине, сначала открыл глаза, потом их закрыл и громко выдохнул отборным столичным матом.
— Да хобья раскачель! Да шаромыжники, чтоб вас завернуть и в небеса! — через несколько секунд солидарно к нему присоединился, смахнувший на мостовую кучер.