Практика семейной расстановки. Системные решения по Берту Хеллингеру - страница 4

Буду рад, если читателей увлечет дух семейной расстановки, если они воспримут свойственную ей позицию уважения, ощутят глубину и значение этих взглядов и смогут использовать творческий потенциал этого метода в своей работе.

Гунтхард Вебер Вислох, ноябрь 1997

 И психотерапия, и религии стремятся к спасению и исцелению души, и та, и другие стремятся через душу спасти и исцелить всего человека. В этом они едины. Но есть между ними и различия, поскольку психотерапии, своим происхождением обязанной науке и просвещению, свойственен критический настрой по отношению к унаследованным нами религиям. Что для религий во многом целительно, ибо своими открытиями психотерапия вынуждает религии к очищению, то есть к отходу от мифических образов, надежд и страхов, к возвращению к корням и истокам.

Душа и «Я»

Однако для психотерапии тоже актуален вопрос, насколько душа сама остается в плену архаичных образов и надежд, и потому тоже нуждается в демифологизации. Достаточно указать лишь на то, что «Я» некоторых психотерапевтов, в его власти над умами и сердцами, тоже является мифическим образом, питающим мифические надежды и стремящимся унять страхи порой почти суеверным путем.

Мифом мне кажется и то, что и религия, и психотерапия рассматривают душу как что-то личное. Поскольку если непредвзято посмотреть, как действует душа, мы увидим, что это скорее мы находимся в душе. Что не у нас есть душа и не мы ею обладаем, но мы есть у души и она обладает нами. Что не она служит нам, а мы вместе с нашим «Я» привлекаемся ею на службу. Так что вопросов, как по поводу психотерапии, так по поводу и религии, существует немало.

Образ действии

Наш образ действий феноменологичен. Это значит, что мы, насколько можем, отказываемся от привычного, в том числе и от теорий с убеждениями, и вверяем себя познаваемой действительности, какой она, со временем меняясь, себя являет. И ждем, не появится ли из скрытого что-то, что внезапно, подобно молнии, обнажает истину и рассеивает тьму, что приводит к гармонии с действительностью, которая оставляет далеко позади все знания, планы и желания «Я» и своим действием доказывает свою правоту.

Душа и «Я» в религии

Начну с религии и сначала задам вопрос: что происходит в человеке, если он считает себя религиозным?

Религиозные люди считают, что они зависят от сил, которых не понимают. К примеру, знают о том, что их жизнь не в их власти. Перед лицом подобного опыта, основа и действие которого остаются для нас окутанными тайной, они занимают позицию почтения, смирения или благоговения перед чем-то таинственным, чего мы не понимаем. Это подлинно религиозная позиция. Она велит нам скорее сделать шаг назад, чем вперед. Она ни на что не претендует, она — это гармония и покой. Это религия души.

И все же какой-то части души трудно примириться с подобной сдержанностью. Она стремится взять в свои руки таящуюся за явлениями действительность, оказывать на нее влияние и заставить ее себе служить с помощью, например, ритуалов, жертв, покаяния, молитв. Это религия «Я».

Правда, в религии «Я» есть некоторые отголоски религии души, ибо она тоже признает действительность — большую, чем мы. Но одновременно она пытается снять с нее покров тайны и получить ее в свое распоряжение. Что, по сути, является противоречием. Поэтому там, где мы стремимся раскрыть тайну религии и завладеть ею для себя, вместо того, чтобы перед ней остановиться и ее уважать, религия вырождается. Этим для религий и нашей религиозной жизни указан путь очищения. Он идет от «Я» обратно к душе.

Религии откровения

Особое значение для нас имеют религии откровения. Это религии, восходящие к одному человеку, который сказал другим, что получил от Бога откровение, и часто под угрозой вечного проклятия призывает других этому откровению верить. Религии откровения — для нас это прежде всего христианство — являются как бы вершиной религии «Я». И «Я», со всеми присущими ему качествами, здесь не только Бог, о котором говорится, что он себя открыл. Получивший откровение тоже говорит как «Я», которое требует от других подчинить свое «Я» его «Я».