Прапорщик Щеголев - страница 6
Тот также принял Щеголева приветливо, — расспрашивал о нуждах, приглашал заходить. На прощанье прибавил:
— Вам надлежит обратиться за назначением к полковнику Гангардту. Он завтра приедет. А пока гуляйте, отдыхайте, пока есть время. Это в первый раз я вижу, когда офицер является к нам тотчас по приезде. Дайте-ка я подпишу вам бумагу на получение жалованья за время пути...
Выйдя на улицу, Щеголев почувствовал, что голова у него словно кружится.
Как замечательно все получилось! С ним приветливо обошлось начальство, он получил деньги, значит можно и погулять, осмотреть город. Но первым делом надо было отдохнуть. И уже знакомой улицей прапорщик направился к дому Бодаревских.
В понедельник к началу присутственного дня Щеголев снова был в штабе.
Полковник Гангардт выслушал его, задал несколько вопросов. Видимо, остался доволен.
— Я очень рад, что к нам прибыл артиллерийский офицер. Время, сами знаете, тревожное — на Бессарабию движутся войска. А у нас... — Полковник прервал себя. — Что теперь делать с вами?.. Четырнадцатая артиллерийская бригада существует, собственно говоря, больше на бумаге... Но в ближайшее время она будет укомплектована. — Полковник бодро взглянул на вытянувшееся лицо прапорщика. — Вот тогда и вам будет место. А пока отдыхайте, но из города не отлучайтесь. Жалованье вам идет — значит, все в порядке.
У прапорщика уже не было прежней радости. Бродя по улицам, он с грустью думал, что до сих пор не видел никаких оборонительных сооружений. Правда, там, в конце Карантинного мола, что-то виднелось, похожее на батарею, да еще на Военном молу, возле Практической гавани. Но эти оборонительные сооружения были слишком ничтожны, чтобы защитить такой большой город.
«Как же мы все-таки воевать собираемся с Турцией? Да и только ли с Турцией? А если на ее стороне выступят Англия и Франция? Тогда что?» Прапорщик решительно отгонял мрачные мысли. «Бог милостив! — вспомнил он слова Марии Антоновны. — Авось и не будет войны».
Глава вторая
Рано утром 1 ноября, когда прапорщик еще нежился в постели, к нему осторожно постучали. Дверь приоткрылась, и появилась голова Вани.
— Просыпайтесь, Александр Петрович, — торопливо заговорил он, — к вам казак пришел.
— Зови его сюда!
В дверь протиснулся рослый казак.
— Здравствуй, голубчик, — ответил на приветствие прапорщик. — Что там у тебя ко мне?
Посыльный подал запечатанный конверт.
Дав казаку пятак, прапорщик с волнением вскрыл пакет.
В нем оказалась короткая записка:
«Прапорщику Щеголеву А.П.
Настоящим Вы извещаетесь, что сегодня, к 10 часам утра, согласно приказа и.о. Командующего Одесским Военным Округом генерал-от-инфантерии Федорова, Вам надлежит явиться лично к нему.
Адъютант штабс-капитан граф Свидерский
1 ноября 1853 года».
Щеголев был поражен. Его вызывает лично генерал! Зачем? Да еще так спешно. Приказ написан только сегодня, полчаса назад. Что же случилось?
И он стал торопливо одеваться.
Когда прапорщик вошел в столовую, там уже сидели Марья Антоновна и Корнила Иванович.
— Что это к тебе ни свет ни заря солдаты являются? — спросила Марья Антоновна.
— Вызывают к генералу, а зачем — не знаю.
— Вот как, скажи на милость! К самому генералу? Зачем это ты им понадобился?.. Неужто без тебя обойтись не могут?
— А я очень рад. И так столько времени без дела сижу. Надо же, наконец, начинать службу.
Он еще торопливо пил чай, когда в коридоре послышался вдруг топот ног и, распахнув дверь, в столовую вбежала взволнованная, раскрасневшаяся Агафья.
— Ой мои родные!.. Ой матушка ты наша!.. — едва переводя дыхание, закричала она. — Чего делается-то!..
— Да что такое? — всполошилась Марья Антоновна. — Пожар где?!
— Война! Турок войной на нас идет!..
Марья Антоновна затрясла чепцом:
— Свят, свят! С нами крестная сила! Чего мелешь-то?
— Святой крест, родные! — широко перекрестилась Агафья. — Сегодня в соборе фест читать будут.
— Какой там фест! — строго сказала хозяйка. — Акафист, должно быть. Вечно ты, мать моя, перепутаешь.
— Нет, матушка барыня, не акафист, а фест царский читать будут.
— Может, манифест? — догадался Щеголев.
— Вот-вот! — закивала головой Агафья. — Я же и говорю...