Правда и ложь об отречении Николая Второго - страница 9

Вполне понятно, что полковник Сергеевский не приводит этой телеграммы в своей книге, зато отводит целую страницу описанию «вежливости» телеграмм командующих фронтами, с просьбой к Государю отречься от престола, а в какой-то телеграмме генерала Алексеева нашел даже особую «любовь» к Государю. Все телеграммы, мол, начинались с «Ваше Императорское Величество», а заканчивались — «жду повелений»… А как же могли обращаться иначе? — Государь еще не отрекся. Другой стиль языка был у генералов при обращении друг к другу. В телеграмме Алексеева стояла следующая фраза: «Если вы разделяете мой взгляд, не благоволите ли телеграфировать весьма спешно свою верноподданическую просьбу»… От генерала Сахарова, командовавшего румынским фронтом, долго не было ответа, даже были выключены провода. Генерал Лукомский вызвал начальника Связи полковника Сергеевского и, когда тот объяснил, что оба провода в Яссы выключены с той стороны, генерал Лукомский «почти прокричал: «Потрудитесь, по приказанию начальника Штаба, каким угодно способом, но заставить этого мерзавца ответить»!

В телеграмме Алексеева ясно сказано: «если разделяете мой взгляд»… Следовательно, если кто-нибудь «не разделяет», — незачем спешить с ответом и вообще незачем отвечать. Но у заговорщиков своя тактика: связать всех командующих фронтами общим преступлением.»… Мерзавец»!

Ставка Государя была изумительна во многом. Когда Государь уехал из Могилева в Царское Село, она замерла. Полковник Сергеевский старается оправдать полное бездействие генерала Алексеева и нагромождает невероятные трудности, чтобы убедить читателя в мудром поведении начальника Штаба Государя. Ведь его могли посчитать даже «захватчиком власти и честолюбцем»! Какой ужас! Кроме того, у генерала Алексеева «была температура 40 и сильные боли в почках»… Будто бы уж сорок градусов?

Кроме того, по мнению полковника Сергеевского, генерал Алексеев был «совершенно одинок: около него нет ни одного помощника или сотрудника, с которым он давно совместно работал и которому мог бы доверять на 100 %. Его помощники в Штабе (ген. Клембовский — помощник Начальника Штаба, и ген. Лукомский — ген. Квартирмейстер) назначены за время его болезни и пребывания в Крыму, по представлению ген. Гурко. Его сотрудники на фронте (главнокомандующие фронтами) генералы Рузский, Эверт, Брусилов, да и Сахаров, принадлежат к враждебной ему (Сухомлиновской) группе генералов».

Вот так Ставка! Никто никому не верит! Не верит, как? — в военном деле?! Очевидно, нет. В политическом? Как мог генерал Алексеев уговаривать Государя остаться в Могилеве, если сам никому не доверял? Можно представить действительное одиночество Государя у себя в Ставке, особенно в те страшные дни! «Кругом измена, трусость и обман»!

Какие же отношения были у генерала Алексеева со штабами и командующими фронтов? Через два дня после «отречения от Государя», генерал Алексеев сказал: «Никогда не прощу себе, что поверил некоторым людям». А еще через месяц прямо указал на обман Рузского в ночь на 2-е марта! Что имел в виду генерал Алексеев? — неизвестно. В ночь на 2-е марта было совершено много темных дел. Была, например, отменена, именем Государя, погрузка пяти из семи полков, а Тарутинскому и Бородинскому приказано было вернуться в свои части на фронте. Меру эту даже полковник Сергеевский считает несвоевременной, но приписывает ее, конечно, Государю. Какие еще обманы были совершены в ту ночь, вряд ли знает полковник Сергеевский, «но, — пишет, он, — Рузский не был изменником, так как не перешел к большевикам»!

Изменник, по понятию полковника Сергеевского, это лишь тот, кто перешел к большевикам. Но ведь в феврале — марте Ленина и Троцкого еще не было в России… Вот, вот, — уверяет полковник Генерального Штаба, — поэтому и не могло быть изменников… Кто же, в таком случае, Гучков, Родзянко, Керенский, Милюков, Шульгин, Бубликов?.. Очевидно, — прекрасные люди, умнейшие и талантливейшие «патриоты»?!

Издательство «Военный Вестник» приглашает офицеров Императорской, Добровольческой Армий «быть признательными полковнику Сергеевскому за его верное и беспристрастное освещение событий в Ставке». То-есть, предлагает офицерам Императорской и Добровольческой армий расписаться в том, что присяга Государю ничего не значила, что «измена», это лишь — измена либеральной революции, что во всем виноват Государь! Говорят, уже появились весьма благоприятные отзывы на книгу, уже нашлись аплодирующие, суд над Государем уже идет, под председательством, полковника Генерального Штаба Сергеевского! Что ж, судите, выносите обвинительный приговор Императору Российской Империи, преданному «либеральной революцией» и убитому большевиками-евреями. Он со Своей Семьей находится там, куда не доходят суды неправедные, земные. Но на земле есть и суд Истории, единственный, не подлежащий обжалованию.