Правда против лжи. О Великой Отечественной войне - страница 19

Наша разведка не сумела объективно оценить поступавшую информацию о военных приготовлениях Германии и честно докладывать о них. Негативную роль сыграло то, что начальник Главного разведывательного управления Генштаба Ф. Голиков не подчинялся начальнику Генштаба Жукову, докладывал только Сталину и лишь иногда информировал Тимошенко. В записке Голикова Сталину от 20.03.1941 г. раскрывался замысел операции «Барбаросса», но был сделан вывод: «слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию». В записке говорилось, что "наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира". Наш посол в Берлине Деканозов писал об отсутствии угрозы немецкой агрессии. Сталин доверился ложным сведениям. Жуков, по его словам, «в основном верил поступавшей информации» об угрозе германского нападения, но «выводы сделал, учитывая точку зрения Сталина». Так поступали и другие наши военные деятели. Изложив сообщения об агрессивных немецких планах, адмирал Кузнецов посчитал ложными "сведения о подготовке германского вторжения". Генерал Павлов доложил Сталину за две недели за начала войны, что «сведения о сосредоточении немецких войск вдоль наших границ являются провокационными». Жуков впоследствии признал: «И мы, военные, вероятно, не все сделали, чтобы убедить Сталина в неизбежности близкого столкновения» (Кп.6.05.1970).

В. Юровицкий в статье «Готовился ли второй «Брестский мир» в 41-м году?» (Лг. № 24–252001) так представил «сталинское объяснение, как произошла война: Германия предъявила к СССР претензии территориального, экономического и политического характера». Сталин отверг их, после чего она напала на нас. Сообщение об этих претензиях — выдумка. 14 июня ТАСС опубликовало Заявление, цель его — выявить отношение Берлина к информации о подготовке Германии к нападению на СССР, втянуть ее в переговоры, их следовало бы вести месяц-другой и тем самым сорвать немецкую агрессию в 1941 г., ибо конец лета — не самое благоприятное время для начала войны с нашей страной. Тогда бы мы получили свыше полугода для подготовки к отражению нападения. По словам Василевского, Сталин «стремясь оттянуть сроки войны, переоценивал возможности дипломатии в решении этой задачи» (91). Считая, что Гитлер не принял окончательного решения напасть на СССР, он думал: «Если мы не будем провоцировать немцев на войну — войны не будет». Вишлёв писал: «В Москве располагали данными о том, что в нацистском руководстве, а также между политической и военной верхушкой «третьего рейха» существуют разногласия и опасались, что германская военщина захочет наперекор политическому руководству спровоцировать военный конфликт». Сталин ждал немецкого ультиматума и надеялся путем переговоров оттянуть войну. В Заявлении говорилось: «Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». 15 июня Геббельс занес в дневник: «Опровержение ТАСС оказалось более сильное, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчеркнуто дружественного тона и утверждения, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинения в развязывании войны» (Вж.1997.№ 4. С.36). Берлин публично не реагировал на Заявление ТАСС А. Гинзбург оценил это Заявление как преступный акт «психологического разоружения армии и народа», потому что оно «сыграло не последнюю роль в том, что воинские части, дислоцированные на границе, и миллионы людей, поверившие лживым заверениям Кремля, сделанным всего за 8 дней до начала войны, были застигнуты врасплох» (Лг.№ 34.2001). Иное писал К. Симонов: «Сообщение ТАСС от 14 июня 1941 года, которое, как потом много об этом говорили, кого-то демобилизовало, а чью-то бдительность усыпило, на меня, наоборот, произвело странное, тревожное впечатление — акции, имеющей сразу несколько смыслов, в том числе и весьма грозный смысл для нас» (Зн.1988№ 3. С. 40). Такое впечатление Сообщение произвело на многих-людей. Называть его преступным актом, если верно оценить военно-политическую обстановку того времени и не иметь задачи чернить советских руководителей, не имеет смысла: не оно привело к тому, что нападение Германии стало для наших войск внезапным. Не помешало же оно нашему командованию привести в нужную боеготовность военно-морские силы.