Правила движения [сетевая публикация] - страница 2

Не потому, что мы добрые.

А потому что Саша, Паша и Лёша — атомные бомбы. И в детский дом их выбрасывать — всё равно что в бомболюк.

Случилось же, что в семье вампира и духовидицы, людей слабых, бедных, невеликого ума и большого злосчастья, родились на свет трое колдунов страшной мощи. Злосчастье сыграло? А если серьёзно, то в России такому удивляться не приходится. Слишком всё перемешалось в веке двадцатом. И у самой тихой нянечки среди дедов и бабок может сыскаться чекист, у академика — дикая шаманка, а у министра — деревенский травник.

…Знакомства былые мы освежили, связи подняли. Нелли-берегиню привлекли с её двоюродной тёткой (или бабкой? Шут их разберёт. Короче, роднёй), тоже берегиней, чиновницей.

Вот что сказала старая берегиня из опеки: «Будь у них ещё и нарушение привязанности, сейчас оставалось бы только Богу молиться. Но если, как вы говорите, родители их любили, значит, надежда есть. Нужен мальчикам авторитетный взрослый. Причём тот, которого они сами, искренне авторитетом назовут. Если такой человек один на свете и это столетний ветеран, придётся просить ветерана! И Богу молиться, чтобы жил ветеран подольше. Потому что слишком они опасны».

Мы-то думали, не доверит опека трёх подростков одной древней старухе.

К счастью, ошиблись.

Я ещё опасался, что прабабушке моей на старости лет нет интереса с ними возиться. Она людей вообще не особо любит, а детей на дух не переносит. Но прабабушка только обрадовалась. У неё с малолетними бандитами полное родство душ случилось.

Страшно подумать, что она сделала с комиссией, чтобы вернуть лицензию на оружие — но вернула!

Та лицензия у неё почти всю жизнь была. Ствол в сейфе хранился. Не ради самообороны, конечно: орденоносной ведьме ствол для того не нужен. Выезжала бабушка за город с однополчанами, воздухом подышать, молодость вспомнить. Она снайпером была на фронте. Лет в девяносто перестала ездить, винтовку продала и лицензию обновлять не пошла. Мало осталось однополчан, тоскливыми сделались встречи. Да и врачам доказывать, что девяностолетняя дама видит ясно, соображает чётко, тремора в руках не имеет… Тоже занятие не из весёлых. Решила бабушка больше не суетиться.

Но тут появились у неё трое как бы праправнуков. И помолодела бабушка. Отправила меня за кошачьим кормом, а сама говорит: «Поеду на дачу!»

Какая дача, к жмурам?

Нет у неё дачи и не было никогда!

В лес она поехала. В сто четыре года. Опасные малолетки у неё по струнке ходят, учатся как проклятые и посуду моют по очереди. Не потому, что боятся, а потому — кто ж им ещё боевое оружие в руки даст? Кто расскажет, как снайперские засидки делать, какими чарами их закрывать и как в экстремальных условиях врага сложить подручными средствами?

Такие у бабушки методы.

Будь наши трое Машей, Дашей и Наташей, она бы их точно так же воспитывала.

— Серёга, — спрашиваю, — а где жёны твои?

У того глаза на лоб.

— Кто?!

— Да Ульяна с подругами!

Их в приюте обычно четверо водится — Серёга и три Светлые девы. Одна берегиня, другая ясновидящая, третья — хозяйка приюта, говорящая языками зверей и птиц.

— Ты ж тут как султан, — смеюсь, — с тремя.

Закашлялся клирик, уши покраснели.

— Коля, зачем вы так шутите? — обижается. — Мы друзья.

— Верю, верю.

Верю, честно. Уж очень возвышенная натура у Серёженьки. Подозреваю, девы к нему и подступаться не пробовали. Девам от таких натур толку нет.

— Я их на море отпустил, отдыхать, — говорит Серёженька. — Ну, как… Нелли с Машей собирались поехать, а Ульяне стало грустно. Сказала, любит очень своих зверей, но работа эта без выходных уже много лет. Устала она. Я и говорю, поезжайте все вместе, я неделю и один справлюсь. Они уже возвращаются скоро.

— Понятно. Слушай, Серёга, а кем же ты работаешь? — говорю и сам удивляюсь, что раньше не спросил.

А Серёга засмущался. Глаза потупил и мнётся, пальцы перебирает. Уши красные и так были, теперь и щёки зарделись. «Чего ж такое? — думаю. — В сексшопе, что ли, за прилавком стоит?» Представил я себе Серёгу в сексшопе и чуть чаем не подавился. Вот бы спектакль был!

— Я… — мямлит он, — я, понимаете, Коля…