Правила игры - страница 13
— Вы поразительны, — хихикнул Эдам. В углах его глаз появились милые морщинки, и он вдруг расхохотался.
— Над чем вы смеетесь?
— Я просто подумал, как поступит Дженайн, узнав, что Кэтрин беременна…
— Она тут же закажет билет на космическую станцию, — закончила за него Саманта.
— На это только и остается надеяться, — заметил Эдам.
Доедая мороженое, Саманта осторожно посмотрела на него.
— Говоря так о Дженайн, вы меня удивляете. Мне казалось, что она принадлежит к тому типу девушек, которые нравятся вам. И я думала, что вы займете ее и что на какое-то время она перестанет раздражать отца.
Эдам в удивлении поднял брови.
— Почему вы решили, что Дженайн именно та девушка, которая принадлежит к излюбленному мною типу?
— Дженайн очень богата, занимает видное место в обществе. К тому же она воистину великолепна, — взвешивая каждое свое слово сказала Саманта. — Дженайн напоминает мне фарфоровую статуэтку: черные как смоль волосы, алебастровое лицо и абсолютно безупречная крошечная фигурка. Даже ножки у нее миниатюрные. — Саманта вздохнула.
— Миниатюрные ножки?
Саманта горестно усмехнулась.
— Будь вы девушкой, это было бы вам понятно. Даже если я сижу, то в присутствии Дженайн я чувствую себя великаншей.
— Какой же у вас рост? — поинтересовался Эдам, игриво потрогав завиток ее светлых волос.
— Если я босиком, то сто семьдесят три сантиметра, — ответила она, подумав при этом, что сам Эдам не ниже ста девяноста.
— Я могу подтвердить, что она действительно красотка, — низкий голос Эдама прервал ее мысли. — Но главная беда Дженайн в том, что она оценивает людей в зависимости от толщины их бумажников и от связей в обществе и ведет себя в соответствии с этим. Как только Дженайн убеждается, что кто-то не оправдал ее ожиданий, она превращается в… — запнулся Эдам, подбирая подходящее слово.
— В подколодную змею, — подсказала Саманта и тут же в ужасе зажала свой рот рукой. — Я ничего не сказала!
Эдам широко усмехнулся.
— Не беспокойтесь. Именно это я и имел в виду.
Они обошли весь торговый центр и снова остановились перед зоомагазином.
— По-видимому, это ваш друг, — сказал Эдам, наблюдая за прыгающим за окном кудрявым щенком.
— О, да. Мне так хотелось бы купить его, — в голосе Саманты прозвучало сожаление. — У него такая прелестная мордочка.
Эдам засмеялся.
— Так в чем же дело? Почему бы не купить? Он будет хорошим сторожевым псом.
— Это было бы несправедливо по отношению к нему. Я возвращаюсь домой поздно. Его нельзя было бы выпускать на улицу, даже в загон, — сказала она печально.
— Давайте узнаем, что можно сделать, — спокойно сказал Эдам и взял ее за руку.
— Что вы хотите этим сказать? — запротестовала Саманта, когда Эдам втолкнул ее в магазин.
— Зная вас, я уверен, что у вас уже есть что-то на уме, — сказал он, привлекая внимание продавца. — Пожалуйста, покажите терьера с витрины.
Это был владелец магазина. Он оказался очень любезным, дал упитанного, крепкого щенка Саманте, а Эдаму показал его родословную. Щенок явно обрадовался тому, что его освободили из стеклянной клетки и от души стремился показать это. Он облизал Саманте шею, схватил за нос и попытался пожевать очки. Эдам с удовольствием наблюдал за этим, а Саманта положила щенка на плечо, и он стал обгладывать ее клипсы. Тем временем хозяин магазина назвал цену щенка, которая заставила ее онеметь от удивления.
— Эту собаку вы хотите купить для себя? — спросил ее коренастый лысеющий мужчина.
— Я собираюсь подарить его тете Лавинии, — очаровательно улыбаясь, призналась Саманта. — Она вдова, и все ее дети выросли и разъехались. Мы подумали, что щенок будет развлекать ее.
Эдам поморщился и стал потирать лицо ладонью, скрывая поощряющую улыбку. Он представил, что подсказало Саманте ее богатое воображение.
Владелец магазина поджал губы.
— Понимаете, это нервная, очень активная порода. Сколько лет вашей тете?
— Пятьдесят два.
— Шестьдесят пять.
Одновременные, но столь разные ответы зародили у хозяина некоторую подозрительность.
Эдам откашлялся и улыбнулся ему.
— Ну что ты, солнышко, — сказал он Саманте снисходительно. — Тетя Лавиния только выглядит на шестьдесят пять, а на самом деле ей только пятьдесят два.