Правила весны - страница 9

— Чего соблазняете? Дверь бы закрыли.

Громадным ножом Нина ворошит груду золотистых ломтиков картофеля.

— Хочешь, угостим?

Желудок радостно сжимается… А в голове дурость.

— Я… спасибо… ужинал.

Сразу же готов себя отволтузить… А тут еще Юрка подкладывает под плиту дрова и подкусывает:

— Он малоешка… И вкуса не понимает. Можно вместо него?

— Видишь, зам есть.

Нина говорит с усмешкой.

— Опасный заместитель, да ладно. Только не думай, что у нас кормят даром. Тащи сковороду.

Мимо меня торжественно проплывает благоухающая сковорода и счастливая Юркина рожа.

От злобы готов схватить сам себя за ноги и разбить о плиту вдребезги. Так прошляпил!..

В «гарбузии» веселые разговоры. Вернулись охотники за хлебом. У них приключение в столовой.

Чеби, Шмот и Грица берут на троих одно второе. В ожидании жадно пожирают хлеб. Вдруг Чеби замечает дичь — нетронутое второе, покинутое кем-то брезгливым из-за бесплатного приложения — зажаренной мухи. Вытащенная из соуса муха, печально сложив крылышки, отдыхает на краю тарелки рядом с котлетой. Незаметно второе подъезжает к Чеби. Он ковыряет его вилкой, ворчит и с возмущенным видом летит к заву столовой.

— Что же это вы мухами кормите!

Ему обменивают блюдо с мухой на горячую баранину в соусе. На троих двух блюд мало. Пришлось собрать объедки, утопить в соусе пару живых мух и Грицке нести на обмен. Предприятие оказалось выгодным. Заведующий менял, с тоской поглядывая на жалобную книгу.

— Хорошо сделали… Сознательные.

Как всегда, ворчит Толька.

— А ты бы что придумал? У нас может быть все с продолжением. Может с получки явимся к заву — так, мол, и так, в «колун» опутали вас и выложим монету за ужин и хлеб.

При этом Чеби вытаскивает здоровый сверток бутербродов, изготовленных из хлеба и горчицы.

Сверток отдается на растерзание честных голодающих, Тольке и мне.

Бутерброды выходят из строя.

Является Юрка со сверкающими от жира губами. Подмигивает мне.

— Идем, Гром.

— Куда?

— Идем, выгодно будет. Они знают, что ты ломаешься, а жрешь больше меня.

— Ты рассказал?

У меня хрустят кулаки.

— Может и я. Да не бухти. Шамовка у них..

Юрка обсасывает грязные пальцы. Раз такие пальцы лижет, значит вкусно. Соблазняюсь.

В комнате девчат больничная гигиена. Над койками коврики. Одеяла в чехлах. На столе голубая клеенка, графин с водой, вазочка цветов.

Сразу все пять хозяек начинают угощать…

Лопаются под ножом пухлые вареные сосиски, разбрызгивая сок. Подъезжает тарелка с самым поджаристым картофелем. Напротив торчат пирамиды из хлебных и булочных тонко нарезанных ломтей. В кружке молоко. Оно колышется и точно подмигивает:

— А ну…

От умиления потираю руки. Блюда все прибывают. Зубы начинают яростно работать. Хозяйки угощают наперебой и когда все истреблено, у них брызгами вырывается смех. Тонкий издевающийся девчоночий хохот.

Юрка от гогота свалился со стула, скорчился и как индюк — гыр-гыр-гыр.

По обжорству рекорд побит мной. Краснеть поздно. Кровь сама бьет в виски и шею.

— Как это не догадался… Столько сожрать… Вот лошадь!

Девчата, замученные собственным хохотом, падают на койки.

— Не хочу… Ужинал…

— Бедняга, мало есть не может. — И не могут удержаться. Юрка добавляет.

— Фунта мало — пяти не хватает.

Хлопаю глазами. Мне жарко.

— Вот так подловили… Теперь засмеют.

Оборачиваюсь к двери… Выжидаю момент… Срываюсь и ходу.

За спиной взвизгивают от хохота.

В «гарбузии» ни слова. Беру книгу — не читается, строчки прыгают и хохочут. Ребята хитро поглядывают. Разве тут вытерпишь? Рассказываю. Слушатели громко глотают слюну.

— Везет дураку.

Но это идея. В общежитии пять комнат девчат. Может этот способ подойдет, тогда завтра можно не обедать.

Открывается дискуссия. Обсуждается план завтрашних работ.

Стук в двери.

— Гром, выйди.

За дверью Нина в зеленой шапочке и пальто.

— Ты не сердишься? Нет. Дома не сидится. У меня есть талоны в кино. На последний сеанс успеем.

— Знаешь… не хочется.

— Опять не хочется. Я знаю о вашем «колуне». У меня деньги есть.

— Ну, тогда хочется.

Кино.

Сидим на балконе у стенки. Над головой сквозь темноту прямо на экран летит и ширится голубая, вздрагивающая дорога.

Оттого, что в зале темно, оттого, что все глаза жадно поглощают экранную жизнь, руки — мои руки вдруг становятся капризными и нахальными. То им надо узнать теплоту Нининых рук, то они лезут в ее рукав, в карманы…