Правило четырех - страница 20

— Я не знал…

— Все в порядке.

Последовавшая затем пауза оказалась самой длинной в том нашем разговоре.

— А мой отец умер, когда мне было четыре года, — сказал он наконец. — От сердечного приступа.

— Сочувствую.

— Спасибо.

— Чем занимается твоя мать? — спросил я.

Пол нашел какую-то помятость на обложке и стал ее разглаживать.

— Она умерла год спустя.

Мне хотелось сказать ему что-то, но все знакомые, подходящие для таких случаев слова казались неуместными.

Пол попытался улыбнуться.

— Я как Оливер Твист. — Он сложил ладони чашечкой. — Пожалуйста, дайте еще.

Я неловко усмехнулся.

— Знаешь, мне только хотелось, чтобы ты знал… Твой отец…

— Понимаю.

— Я только…

За окном, словно вынесенные приливом крабы, плыли зонтики. Голоса в кафе звучали громче. Пол торопливо заговорил о чем-то, пытаясь исправить свою оплошность. Рассказал, что после смерти родителей воспитывался в приходском приюте для сирот и сбежавших из семей. Что после школы, где большую часть времени проводил в обществе книг, решил поступить в колледж. Что всегда искал друзей, с которыми было бы о чем поговорить. И в конце концов замолчал со смущенным выражением на лице, чувствуя, что безнадежно все загубил.

— В каком ты общежитии? — спросил я.

— В том же, что и ты. В Холдер-Холле.

Он вытащил потрепанный, с загнутыми краями студенческий билет.

— Давно меня ищешь?

— Только сегодня увидел твою фамилию в списке.

Я посмотрел в окно. Красный зонтик листка качнулся и поплыл дальше.

— Еще чашечку? — спросил я у Пола.

— Конечно. Спасибо.

Так вот все и началось.

Странное это занятие — строить воздушные замки. Наша дружба родилась из ничего, потому что ничто было сутью того, что нас объединяло. После того вечера мы часто разговаривали с Полом, и это казалось совершенно естественным. Через какое-то время у меня даже появилось то же, что и него, чувство в отношении моего отца: как будто он был нашим отцом.

— Знаешь, какое у него было любимое выражение? — спросил я однажды вечером после того, как рассказал Полу о несчастном случае.

— Какое?

— Сильные отбирают у слабых, а умные — у сильных.

Пол улыбнулся.

— Так говорил один старый баскетбольный тренер в Принстоне. В школе я попытался заниматься баскетболом. Отец каждый раз забирал меня домой с тренировки, и когда я начинал жаловаться, что у меня ничего не получается, потому что другие ребята выше, он всегда отвечал: «Не важно, что они такие большие, Том. Помни: сильные отбирают у слабых, а умные — у сильных». Каждый раз одно и то же. — Я покачал головой. — Боже, меня от этого тошнило.

— Думаешь, так оно и есть?

— Что умные отбирают у сильных?

— Да.

Я рассмеялся:

— Ты когда-нибудь видел, чтобы я играл в баскетбол?

— А я думаю, что он был прав. Я в это верю.

— Шутишь…

В школьные годы Пола запирали в шкафчиках в раздевалке, над ним потешались, его били.

— Нет, совсем нет. — Он поднял руки. — Мы же здесь, верно?

Слово «мы» Пол произнес с небольшим ударением.

Я молча посмотрел на лежавшие на его столе три книги. Струнк и Уайт[16], Библия, «Документ Белладонны». Принстон был для него подарком. Все остальное можно было забыть.

Мы втроем, Пол, Джил и я, все дальше уходим от Холдер-Холла. Слева от нас, к востоку, за снежной пеленой видны высокие и узкие окна Файрстоунской библиотеки, яркие прямоугольники света. В темноте здание похоже на старинную жаровню, каменные стены надежно защищают внешний мир от горнила знаний. Однажды мне приснилось, что я попал в Файрстоун ночью и обнаружил тысячи книжных червей в крохотных очках и ночных колпаках. Питаясь волшебным образом прочитанными историями, они переползали со страницы на страницу, от слова к слову. По мере того как напряжение нарастало, поцелуи влюбленных становились все горячее, а злодеи получали по заслугам, хвосты червей начинали светиться все ярче и ярче, пока вся библиотека не становилась похожей на заполненную горящими свечами и покачивающуюся из стороны в сторону церковь.

Пол внезапно останавливается.

— Меня там ждет Билл.

— Хочешь, чтобы мы пошли с тобой? — спрашивает Джил.

Пол качает головой:

— Нет, не надо.

Но я слышу легкую запинку.