Право на счастье - страница 4

Объятая горем после похорон Дрейка, Пич решила оставить большой дом в Бел-Эйр как можно скорее. Последние пять лет, которые Дрейк провел в инвалидной коляске, были не самыми счастливыми в их жизни.

Во время его болезни Пич любовно ухаживала за мужем, стараясь вернуть ему хоть отчасти ту энергию и мужество, с какими на протяжении стольких лет супружества он защищал ее от жизненных невзгод. Когда она поняла, что Дрейк хочет умереть, то почувствовала, что не сможет жить в их доме после его смерти. Это был его дом, только его…

И теперь, когда нет больше рядом с ней сильного, умного Дрейка, она должна строить собственную жизнь заново, на новом месте, где не так сильно будет ощущаться его доминирующее влияние.

Теперь у Пич был свой дом, и она его уже полюбила. Мэгги Хаммонд оказалась просто гениальной, и Пич была горда тем, что выбрала именно ее. Мэгги оказалась не просто великолепным дизайнером, а волшебницей. Она превосходно знала свое дело, а абсолютное доверие нанимательницы побудило выложиться ее на все сто. Пич захотела поблагодарить ее прямо сейчас, но звонить было слишком поздно.

Она сняла пальто, вошла в спальню и сняла туфли ручной работы Танино Кречи, купленные во Флоренции. С чувством злорадного удовлетворения она вспомнила, что забыла внести их в таможенную декларацию среди прочих покупок. Так им и надо. И зачем они устроили такой переполох из-за обручального кольца с бриллиантом? Камень в десять каратов, с изумрудной огранкой и так дивно сверкал на ее руке, что Пич подумать не могла, будто кто-нибудь решит, что кольцо куплено недавно. Она до сих пор испытывала раздражение из-за наглости таможенного офицера, который обращался с Пич как с преступницей и заставил ее уплатить головокружительную пошлину за плащ из натурального меха.

Пич скинула одежду и прошлась по спальне — ощущение свободы и полноты жизни захлестнуло ее. Взглянув из окна на расстилающуюся внизу панораму Лос-Анджелеса, она почувствовала, как хорошо оказаться дома. Ей было непонятно, зачем люди стремятся уехать куда-нибудь. И смог, и сумасшедшее уличное движение, и ощущение ничьей земли — все это ерунда по сравнению с прекрасной, всегда солнечной погодой. Почему ее дети с такой легкостью решили уехать отсюда?

На стойке бара поблескивало серебряное ведерко со льдом: ее ждала бутылка «Шардони» с винного завода Стива. К горлышку была прикреплена маленькая открытка с напечатанными на ней словами «Добро пожаловать домой». Как приятно! Должно быть, это сделал Майлз. А может, стоит выпить бокал? Пич все еще была взвинченна, не успев полностью отойти после кошмарной ночи в Милане. Как отвратительно, что полиция позволила этим подонкам скрыться! Пич поежилась. Лучше поскорее принять ванну, чтобы не простудиться.

Прихватив с собой бутылку и большой бокал баккара, Пич пошла в ванную и включила воду. Пока наполнялась огромная ванна из оникса абрикосового оттенка, Пич налила немного вина в бокал, поставила его на край ванны и погрузилась в воду с ароматическими маслами. Струи подводного массажа были включены на полную мощность, и, не успев сесть, она тут же заскользила ногами по дну. При этом Пич задела бутылку с бокалом, и они разбились вдребезги. Пол был залит шампанским и усыпан мелкими осколками.

— Ну почему я такая неуклюжая! — воскликнула Пич.

Она решила не обращать внимания на этот досадный эпизод и снова расслабилась, но растревоженная Винни прибежала к ванной.

— О Боже! Не входи сюда, Винни! Ты можешь поранить лапы!

Разозлившись на себя и расстроившись, Пич вылезла из воды и, переступив через лужу с осколками, подхватила собачку, жадно слизывающую виноградное вино, и выставила ее за дверь.

Все, на сегодня с Пич хватит.

Вытерев кожу насухо, она свернулась клубочком под электрическим одеялом. Винни прыгнула к ней и прижалась к хозяйке. Обеим было очень комфортно. Только мысли у Пич были далеко не радостные: она — овдовевшая миллионерша, мать двоих детей; у Стива неприятности… Анна далеко, в Италии… Пич почувствовала себя одинокой, всеми покинутой, и ей стало очень жаль себя.

Резкие слова Анны до сих пор стояли в ее ушах. Неужели Пич действительно так много принесла в жертву, во всем следуя указаниям мужа?