Право на жизнь - страница 10
Иди, Степа, погуляй.
С т е п а (с обидой). Я же не ваша Клава, дядя Сысой!
О с т а п ч у к. Ты болтай, да не заговаривайся, — жена все же.
П е т р о в и ч. Рассказывай, Сысой, все одно улица узнает.
Остапчук оглядывается: улица у дома опустела, только в открытом окошке мастерской дремлет дядя Жора Егиянц.
О с т а п ч у к. На той неделе поймал нашу Нинку, что называется, за руку. Пиво она разбавляла, так это давно замечено было…
П е т р о в и ч. Кто из них не разбавляет…
К о л я - т а н к и с т. Хрен с ней, с Нинкой, пусть разбавляет… Зато пиво завсегда под рукой было. А теперь вот… (Показывает на громадный замок закрытого ларька.)
О с т а п ч у к. Пиво — ладно. Петрович прав — все они разбавляют, свыклись уже. Водку она магазинную в розлив по буфетной цене продавала, а это уже подсудное дело. Застукал Нинку наш опер, сообщил мне. Я с понятыми обыск поздно вечером произвел. Обнаружил пять ящиков в подсобке, да еще один початый прямо под прилавком стоял. Ну, составили протокол, понятые подписали. Нинка ревмя ревет…
На балконе появляется К л а в а.
К л а в а (официально). Сысой Васильевич, ужинать будешь?
О с т а п ч у к. Уйди с глаз моих, язва!
К л а в а. Изменщик!.. (Скрывается в комнате.)
О с т а п ч у к. Язва!
П е т р о в и ч. Побей ты ее, приведи бабу в норму.
О с т а п ч у к. Пора, наверно… Ну, уложил я протокол в планшетку, взял с Нинки подписку о невыезде и направился в отделение… (Дотрагивается до забинтованной головы, морщится.) Вон там, у горелого (показывает на развалины), меня и тюкнули сзади трубой по голове. Пистолет мой, видать, понадобился. Да не было у меня его с собой, в сейфе оставил.
П е т р о в и ч. Не с нашей ли улицы урки балуются?
С т е п а. Мишаня и Хобот?
О с т а п ч у к (подумав). Может, и они… Хотя вряд ли. Скорее — залетные какие-нибудь… Ну, тем временем Нинка закрыла свой ларек и следом шла. Увидела, что меня убивают, заорала бабьим истошным криком и спугнула налетчиков. Тем, можно сказать, и спасла, не успели добить… Очухался у нее дома и весь в кровище. Нинка притащила меня к себе. Клава в тот день в ночной смене работала. Так до утра у нее на кровати и пролежал…
П е т р о в и ч. А из органов-то за что уходят?
О с т а п ч у к (снова вздыхает). Утром пришел в себя. Смотрю, по комнате бельишко мое от крови отстиранное сушится, удостоверение мокрое на веревке бельевой повешено, а главное — планшетка с протоколом обыска, понятыми подписанным, рядом со мной на табуретке лежит. А ведь могла и бумаги уничтожить, ночью же сбегать в ларек, водку спрятать и — концы в воду. Нет протокола — нет дела! Могла бы?
К о л я - т а н к и с т. Запросто!
П е т р о в и ч. Могла бы вообще пройти мимо, когда тебя убивали.
О с т а п ч у к. То-то и оно!.. Когда я сообразил все это, тогда взял да и порвал протоколы прямо у нее дома. (С непонятным ожесточением.) И обрывки сжег, чтоб соблазна не было склеить обратно.
С т е п а. Нарушение закона, Сысой Васильевич!
П е т р о в и ч. Щенок, а гавкает.
С т е п а. Что-что? Разве не так?
О с т а п ч у к. Нинка смотрит, как горит протокол, и плачет, руки мне бросается целовать, а на душе у меня муторно…
С т е п а. Не понимаю! Ведь каждый на месте Нинки помощь бы вам оказал! Зачем же протокол рвать?!
П е т р о в и ч. Каждый, да не каждый, Степа.
К о л я - т а н к и с т (бешено). Стрелять мразь бандитскую! К стенке — из крупнокалиберного!..
О с т а п ч у к. Вчера написал рапорт, всю правду изложил. Начальник нашего отделения майор Стрелков сказал, что только славное партизанское прошлое спасает меня от суда.
К о л я - т а н к и с т. Чего жалеть, Сысой Васильевич? Сколько лет служишь, а все лейтенант.
О с т а п ч у к. Я не лезу. Дело свое спокойно делаю — и все.
П е т р о в и ч. А вот скажи мне, Сысой… Допустим, не ахнули тебя по голове, тогда что — посадил бы Нинку?
О с т а п ч у к. Посадил.
П е т р о в и ч. Что выходит из этого?
О с т а п ч у к. Добро мы должны делать друг дружке?
П е т р о в и ч. О, допер наконец! А у нас так: пока самого жареный петух в зад не клюнет, до тех пор только чешемся да молча сочувствуем!
С т е п а. Ладно, Петрович, может, я действительно дурной по молодости… Объясни мне тогда. Одной рукой Нинка-буфетчица Сысою Васильевичу жизнь спасала, но другой же воровала?