Право на жизнь. История смертной казни - страница 8

При этом «обычные» способы убийства признаются недейственными – обычно считается, что колдуна надо либо утопить, либо сжечь, и только тогда его злобный дух будет побежден.

Но одновременно с этим огромный массив материалов, собранных в разных частях света, показывает, что племена, живущие на догосударственной стадии развития, выработали множество механизмов, позволяющих не убивать тех, кто совершил убийство или нарушил религиозные табу. Наказание, безусловно, должно свершиться, но не обязательно в виде лишения жизни. За убитого могут назначить выкуп, при этом не всегда возмещением служит определенное количество овец или других ценностей. Принцип «жизнь за жизнь» принимает подчас самые неожиданные формы: роду или племени убитого могут выдать самого убийцу или, если он бежал, его родственника – изначально, очевидно, предполагалось, что для казни, и во многих случаях так и бывает, но в то же время этнографический материал показывает, что часто это оказывается «возмещением» потери члена общества. Выданный человек переходит в род убийцы и становится его членом – каким бы удивительным ни казалось нам такое установление.

«Весьма распространенным, известным в истории… представляется порядок, по которому в случае убийства обиженной группе выдается один из членов виновной группы. Переходя в новую группу, этот выданный по общепринятому обыкновению включается новой семьей в ее состав на правах кровного ее сочлена, как бы замещая убитого. Этим же строем идей объясняется распространенный, например, у американских индейцев порядок, по которому забранные во время войны пленные распределяются между теми семьями, которые потеряли во время войны своих членов, причем пленники, пройдя обряд усыновления, входят в новую семью полноправными членами и получают имена убитых», – писал историк Марк Косвен и приводил самый разнообразный материал, иллюстрирующий такой обычай: «…у карачаевцев обидчик входил в пострадавшую семью; после церемонии, представляющей собой распространенный особенно у кавказских народов акт усыновления и состоящий в сосании груди матери убитого, преступник становился родным сыном. Точно так же у кумыков убийца, проделав церемонию испрошения прощения, становится не только "кан-кардаш" (родным по крови) сыном для родителей, братом для братьев и проч., но и вступает во все права убитого. Вместе с тем между всей родней обеих сторон устанавливается отныне такое родство, которое считается равным родству по отцу»[13].

Трудно представить себе дальнейшую жизнь убийцы среди рода убитого, его отношения с новой матерью, отцом, братьями – все это совсем не похоже на наши представления о вечно продолжающейся вендетте, следующей за убийством. Кровная месть, безусловно, существовала и существует до сегодняшнего дня – об этом речь пойдет ниже, – но ясно, что одновременно в разных местах мира делались попытки отреагировать на убийство не местью, а возмещением потери. И возмещение это было не просто экономическим. Если бы речь шла о потере кормильца, то мог бы быть выплачен большой выкуп, пригнаны стада, принесены какие-либо ценности, а если уж необходимо отдать человека, то можно было бы передать в семью убитого, например, раба. Однако если убийца входил в род убитого, то таким образом не только восполнялась «рабочая сила», но как будто возрождалась уничтоженная жизнь – пришелец занимал то самое место в родовой, семейной структуре, где из-за него образовалась брешь.

За многие преступления, в том числе убийство, карой для виновного становилось изгнание. Можно резонно возразить, что это почти всегда та же смертная казнь. Одинокий человек, не имеющий за спиной поддержки общины, родных, богов, легко становился жертвой любого встречного – или безутешного мстителя. Не случайно Каин, отправляясь в изгнание, сказал: «Наказание мое больше, нежели снести можно». Одиссей, попав в страну феаков, пробирается к царскому дворцу, но не знает, как его встретят. Поэтому Афина окутывает его темным облаком – делает невидимым. Так он получает возможность пробраться внутрь дворца, и все замечают путника только в тот момент, когда он опускается на пол рядом с очагом, то есть просит защиты у домашних богов. Теперь он в безопасности.