Право Рима. Марк Флавий - страница 2

– Приветствую тебя, мой император! – поздоровался сенатор с лёгким поклоном.

– Здравствуй Нумерий, проходи, ты как раз вовремя, – улыбнулся Максенций, жестом приглашая сенатора присесть в тени беседки.

– Значит, разговор будет долгим, – ответил Нумерий, слегка улыбнувшись и сел напротив императора.

– Ты быстро возобновил поставки зерна из Африки, – начал разговор Максенций.

– Интересы Рима для меня превыше всего, – улыбнулся Нумерий, – но ты ведь не для этого меня вызывал?

– Ты прав, вот почитай, только что получил, меня интересует твоё мнение, – Максенций передал свиток сенатору.

– Что это?

– Указ Галерия!

– И он прислал его тебе?

– Не только мне, всем августам и цезарям империи, – улыбнулся Максенций.

– Он что признал тебя законным августом, – удивлённо спросил Нумерий.

– Ты читай, читай, – усмехнулся император.

Нумерий внимательно прочитал указ и посмотрел на Максенция, тот, кивнув на свиток, спросил:

– Как тебе, после стольких лет гонения и самых жестоких указов и такое?

– Думаю, что скоро мы получим ещё одно известие из Никомедии, – ответил Нумерий, отдавая свиток.

– Думаешь, вообще-то он сильно болеет, – задумчиво произнёс Максенций.

– Иногда перед смертью люди кардинально меняют свои мнения.

– Только вот в какую сторону, лучшую или худшую?

– Ты меня, поэтому и позвал, чтобы узнать в какую сторону тебе самому повернуть!

– У тебя по всей империи своё дело, везде свои люди, кто лучше тебя знает, как и где общество к христианству относится, – улыбнулся Максенций.

– Несмотря на все гонения, именно на востоке христиан гораздо больше, чем на западе, но ты ведь не о них беспокоишься? – ухмыльнулся Нумерий, – а что ты в принципе намерен с этим указом делать?

– Первое, что я сделаю, это объявлю его Сенату.

– И это правильно, если Галерий разослал свой указ всем августам и цезарям Римской империи, и при этом включил тебя в этот список, то фактически он признал тебя правителем Рима и первыми об этом должны узнать сенаторы.

– Мне всегда нравился твой быстрый ум Нумерий, – широко улыбнулся Максенций, – именно об этом я и думал.

– Могу тебя обрадовать, насколько я знаю, среди сенаторов нет христиан, во всяком случае, я лично таковых не знаю, – продолжил Нумерий.

– Хорошо Нумерий, с Сенатом всё ясно, а как мне быть с остальными августами и цезарями?

– Первое что надо сделать, это заручится поддержкой Максимина Даза.

– Это понятно, а что с Константином и Лицинием?

– Думаю, что они тебе пока не соперники.

– Почему?

– Константин слишком занят сражениями с варварами на Рейне, а Лициния и так всё устраивает, – усмехнулся Нумерий.

Максенций довольно улыбался. Всё о чём ему говорил Нумерий, практически полностью совпадало с его собственными размышлениями.

Нумерий смотрел на довольно улыбающегося Максенция, и вспоминал свой недавний разговор с прокуратором Тиберием Гаем Луциусом. Они встретились, по понятным причинам, ночью, тайно, в предместье Рима. В самом Риме было полно преторианских шпионов. Тиберий ещё раз поблагодарил его за спасение своей семьи от притязаний Максенция. Прокуратор, получив от Нумерия письмо, смог переправить жену и детей в Испанию, куда теперь сам и собирался. Нельзя сказать, что они стали уже друзьями, во всяком случае, из соперников превратились в единомышленников. Тиберий много рассказывал ему об императоре Константине, пребывая в крайнем убеждении, что именно Константин является наиболее достойным из всех нынешних правителей империи. Нумерий внутренне был с ним полностью согласен. Хорошо зная Максенция и Максимина Дазу, которые, получив под своё управление части великой империи, были не способны сделать что-либо для её дальнейшего развития в целом, и поэтому даже не стремились к этому. Константин был храбрый воин, дальновидный политик, в отличие от всех остальных августов и цезарей, он единственный весьма лояльно относился к христианству в своих провинциях, несмотря на все организованные гонения. Если даже Галерий, безусловный гонитель христиан во всей империи, вынужден был признать всё возрастающую роль этой религии в жизни римского общества, то значит христианство, как явление, становилось вызовом времени для дальнейшего существования Римской империи.