Право Рима. Марк Флавий - страница 32

Константин сразу заметил всадника в тяжёлых дорогих позолоченных доспехах, видимо это был Максенций. Когда его войска сокрушили и обратили в бегство левый фланг противника, он не стал захватывать переправу, а решил помочь Марку Флавию справиться с преторианцами. В это время он опять увидел Максенция на переправе, их взгляды на секунду встретились, затем тот вместе с конём упал в воду. Константин немного подождал, но видимо тяжёлые дорогие доспехи утащили Максенция на дно. Константин повернул своего коня в гущу сражения. К этому времени Марк Флавий обратил в бегство правый фланг противника и замкнул кольцо вокруг отчаянно сражавшихся преторианцев. Несомненно, это были профессионалы высокого класса, находясь в полном окружении, они продолжали умело сражаться, даже не думая сдаваться. Галлам никак не удавалось разорвать их строй. Тогда Константин отвёл свободную от схватки тяжёлую конницу, построил её в клин, затем направил этот клин на большой скорости в гущу противника. По команде его войска расступились, и клин врезался в строй преторианцев. Константину удалось нарушить строй преторианцев, в образовавшиеся разрывы бросились разъярённые галлы и стали крушить преторианцев своими палицами. Однако только к вечеру, устав от сражения и поняв всю безысходность своего положения, преторианцы прекратили сопротивление и сдались. У Мульвийского моста раздался победный клич легионов Константина.

Марк Флавий устало бросил меч в ножны, это была самая трудная битва в его жизни. Он огляделся. Вокруг сидели, порой рядом, победители и побеждённые, устали все. Марк направил своего коня на запад к понтонной переправе, туда, где сражался Константин. Безразличное вечернее солнце освещало ужасные последствия сражения. Объезжая убитых Марк, молча с улыбкой, поднимал руку, отвечая на приветствия живых. Дав немного отдохнуть своим солдатам, центурионы начали подавать команды. У победивших и выживших наступали обычные военные будни. Константина Марк увидел сидящим на берегу Тибра возле переправы, он смотрел на темнеющие вдали холмы, там был Рим.

– Рад тебя видеть Константин, с победой, – произнёс Марк, садясь рядом.

– И тебя с победой, мне уже сообщили, что ты жив, – улыбнулся император.

– Рим большой город, – кивнул Марк на крепостные стены, виднеющиеся на холмах вдали.

– Да, я даже не представлял себе, насколько он велик!

– А что ищут солдаты на берегу? – спросил Марк, кивнув на легионеров бродивших по берегу ниже по течению от переправы.

– Ищут тело Максенция, – ухмыльнулся Константин.

– Как он погиб?

– Упал с моста!

– Где будем разбивать лагерь?

– Марк, возьми с собой воинов и отправляйся в Рим, – Константин внимательно посмотрел в глаза Марку, – сообщи им о гибели Максенция.

– Почему ты не хочешь сделать это сам?

– Я войду в Рим только с головой тирана, – улыбнулся Константин, – прости, наверное, я должен был сообщить тебе об этом раньше, у тебя в Риме есть сын, Аврелий!

– Как сын, откуда сын! – воскликнул Марк.

– Известно откуда, – усмехнулся Константин.

– Лукреция!

– Да, кажется, так зовут эту женщину, но ты не беспокойся с ней всё хорошо, она счастлива с твоим другом претором Клавдием Валерием, – произнёс Константин, глядя Марку в глаза.

– Мне ничего не известно об этом, – спокойно произнёс Марк.

– Прости, что не сообщил тебе об этом сразу, как узнал, но ты находился далеко от Рима и был там счастлив.

– Я и сейчас счастлив, и теперь даже не знаю, как мне к этому относиться, но я хотел бы увидеть своего сына, – растеряно произнёс Марк.

– Поезжай в Рим и разбирайся в своих чувствах на месте, – улыбнулся Константин.

– Хорошо, – произнёс Марк, вставая, – сколько мне взять с собой воинов.

– Сколько сочтёшь необходимым, только не забудь умыться, да и скажи, чтобы уже сегодня из Рима отправили посыльных в Арелат сообщить моей жене о моей победе!

Через полчаса Марк Флавий в сопровождении трёх сотен воинов отправился по Фламиниевой дороге к воротам Рима. Было уже темно и воины зажгли полсотни факелов. Марк ехал впереди отряда и размышлял не об историческом значении происходящего, он вслушивался в себя. Конечно, его взволновала новость о сыне, но душа совсем не ликовала. Не было того ощущения счастья, в котором его душа парила, когда рождались их со Скорой дети. Нет, такого ликования не было. Было только ощущение радости, что у женщины, с которой ему было когда-то хорошо, всё удачно сложилось в жизни.