Православие и ислам - страница 61
(ср.: Апок. 21:2, 12, 21, 25; 22:2–5).
Первым бросается в глаза кардинальное различие этих двух образов рая. В противовес коранической вечно цветущей идиллии — христианский образ Града. Причем этот образ употребляет и апостол Павел: они стремились к лучшему, то есть к небесному; посему и Бог не стыдится их, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город (Евр 11:16), употребляется он и у пророка Исайи: и назовут тебя городом Господа, Сионом Святаго Израилева. Не зайдет уже солнце твое, и луна твоя не сокроется, ибо Господь будет для тебя вечным светом, и окончатся дни сетования твоего (Ис 60:11, 14, 20).
Основная причина различия этих двух образов заключается в том, что для мусульманина рай — возвращение в состояние Адама до грехопадения, отсюда и образ садов Эдема: “первозданный рай тождественен будущему раю”105; тогда как для христианина достижение рая не является возвращением в Эдем: Боговоплощение подняло человеческую природу на несравненно более высокую ступень близости к Богу, чем была у прародителей, — одесную Отца: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий. Первый человек — из земли, перстный; второй человек — Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного (1 Кор 15:45, 47–49).
Бог “как создал несуществовавших, так воссоздаст получивших бытие, — созданием, которое божественнее и выше прежнего”106 — свидетельствует св. Григорий Богослов. Св. Епифаний Кипрский, говоря о будущем преображении мира, приводит такой образ: оно будет подобно “изменению младенца в мужа совершенна”107.
Поэтому христианин не стремится вернуться в состояние Адама, но чает соединиться со Христом; преображенный во Христе человек входит в преображенный рай. И единственный “предмет” рая ветхого, Эдема, перешедший в рай новый, Небесный Иерусалим, — древо жизни (см.: Быт 2:9; Апок 22:2), — только подчеркивает превосходство нового рая: Адам был изгнан, чтобы не есть плодов его, жителям же Небесного Иерусалима они вполне доступны. По христианской традиции “древо жизни есть любовь Божия, от которой отпал Адам” (преподобный Исаак Сирин)108.
Можно сказать, что если сад есть, по существу, целиком творение Божие, то образ города как создания человеческого знаменует участие человечества в Царствии Божием. Использование образа города в описании Царствия Небесного означает, что человечество соучаствует в спасении: “Сей город, имеющий краеугольным камнем Христа, составляется из святых” (святитель Андрей Кесарийский)109, что вполне отвечает понятию завета между Богом и человеком, подразумевающему такое соучастие.
Во-вторых, следует сказать, что кораническое представление о рае с объедением, винопитием и совокуплениями с гуриями, решительное противоречит Новому Завету, где сказано: в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии на небесах (Мф. 22, 30); Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14, 17).
Однако в создании именно такого описания имеется вполне определенная исламская логика. Христианин знает, что в повседневной жизни он имеет дело с испорченной грехопадением человеческой природой, весьма далеко отстоящей от идеального состояния, тогда как для мусульманина его природа идентична природе первозданного Адама, вследствие чего те явления, которые в христианстве рассматриваются как имеющие на себе печать грехопадения, в исламе воспринимаются как естественные атрибуты созданной Богом человеческой природы; поэтому перенесение их на райское состояние кажется мусульманину естественным. Первым на эту связь указал уже преподобный Максим Грек: “Он (Магомет) дозволил им всякое вообще наслаждение и все то, что может услаждать гортань, чрево и подчревное, говоря, что на то мы и сначала были созданы от общего всех Создателя и что поэтому в созданном Им раю Создатель приготовил для них… три реки, состоящие из меда, вина и молока, и отроковиц множество прекрасных, с которыми они будут весь день совокупляться”