Православная церковь - страница 10

Теологи сейчас на все лады превозносят «великие заслуги святого князя Владимира», крестившего Русь. Его наделяют большим количеством добродетелей, требуют брать с него пример «жизни во Христе». А вот греческий свидетель подготовки канонизации «во святые» киевского князя утверждал: «Владимир только развратник, всеми средствами добывающий себе материал для удовлетворения ненасытной похоти. Мало ему было его гаремов. Он обесчестил Рогнеду и бросил ее. Так же расправился он и с дочерью корсунского князя: обесчестив девушку, он отдал ее в жены своему дружиннику. Тот же Владимир требует себе сестру византийского императора, лживо обещая ей брак, и только-де чудо спасло ее от бесчестия; постигшая Владимира глазная болезнь заставила его одуматься и исполнить свое обещание относительно женитьбы»[23].

В русской православной церкви и поныне, причем столь же «объективно», воздают славу более чем двум тысячам «святых» царей, князей и им подобных. Понятие святости разрабатывалось не одно столетие, будучи связано, как говорится в Словаре библейского богословия, с «тайной божией и в то же время с богослужением и нравственностью…» Являясь как бы носителем некоей силы, тайны и величия, в которых видится нечто сверхъестественное, они вызывают то смешанное чувство страха и притяжения, которое заставляет человека осознать свое ничтожество перед этими проявлениями «священно-божественного».

Разумеется, не всех богатых жертвователей можно канонизировать в «святые», поэтому каждому из них было отведено свое место и роль в церкви.

Общеизвестно, что иконописцы нередко воспроизводили на многочисленных иконах портреты не только «угодников божиих» — богатых помещиков, купцов, промышленников, но и их жен, детей и… содержанок. Так, в Горьком, в бывшей Рождественской церкви, построенной на деньги нижегородского промышленника Г. Строганова, сохранилась икона, на которой запечатлен сам Строганов в виде «царя небесного», парящего в облаках. Этому-то «святому» долгие годы и молились верующие.

Комментарии тут излишни. В то же время Словарь библейского богословия для обращения к вере всерьез преподносит читателям многообразное нравственное «церковное чудо», «лицезримое особенно в сиянии ее святых, жертвенная и объединяющая любовь которых есть самое достоверное знамение присутствия божия».

Церковь и государство эксплуататоров поддерживали друг друга, сохраняя неразрывное единство. Митрополит Макарий в середине прошлого века открыто утверждал, что «невозможно христианам иметь церковь и не иметь царя. Ибо царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собою и невозможно их отделить друг от друга».

Служители культа получали от государства «за заслуги» ордена, а в табели о рангах «высшая епископская благодать» была отнесена к генеральскому достоинству и составила так называемый духовный генералитет. Митрополиты приравнивались к полным генералам, архиепископы — к генерал-лейтенантам, епископы — к генерал-майорам; архимандриты, игумены, иеромонахи, протоиереи и иереи оценивались рангом ниже— от подполковничьего до майорского чина[24]. По выражению И.С. Аксакова, православная церковь была «взята в казну», церковное управление стало лишь частью государственного управления, что призвано было служить на благо самодержавия и эксплуататорских классов.

В начале XX века московский митрополит Владимир, архиепископ Антоний Храповицкий, архимандрит Макарий (Гневушев), протоиерей Восторгов и многие другие помогали достижению политических целей царизма, связывая эти цели с требованиями религии.

Митрополит Владимир на последнем монархическом съезде в Петрограде выступил с религиозным оправданием неограниченной власти самодержавия и неответственности царских министров перед Государственной думой.

Архиепископ Никон обосновывал монархию тем, что в России все должно быть так, как на небе, а на небе есть только самодержавный строй.

После свержения царизма епископ Антонин (Грановский) столь же ревностно обосновывал необходимость демократии, ссылаясь на «троичность лиц божества» и на демократию на небе. В 1925 году Антонин объявил о своем намерении «демократизировать небо». Поистине иерархи церкви не стеснялись, меняя свои позиции. А как же тогда быть с постулатом богословов, что христианство «хотя оно в мире, но оно не от мира сего»?..