Правый пеленг - страница 24
Меньшиков поднял его, сложил конвертом. Опустился на диван. Пружины жалобно скрипнули, будто спросонья, и все снова стихло. Неуютно и мрачно было в его совсем недавно наполненной музыкой и радостным смехом квартире. Он выключил фонарик. Вместе с темнотой на него сразу же навалилась усталость, и скрипнувший диван как бы позвал: приляг хоть на минутку, как бывало…
Как бывало!.. Он приходил с полетов, брал газету и, положив под голову подушку, читал. Потом засыпал на часок, не более, чтобы бодрым и свежим вернуться в штаб и заняться «земными» делами: разбором полетов, составлением плановых таблиц предстоящих полетов, читкой документов. Иногда вечерами к ним приходили товарищи по службе. Пили чай, слушали музыку, говорили о всяких пустяках, шутили, смеялись. И было так весело, так хорошо!
Было, было… А теперь одни переживания. И сколько еще такое продлится? Думали, Гитлер через неделю выдохнется, а он все прет и прет. Сданы Каунас, Вильнюс, Минск, Ровно, Львов… Сколько еще придется пустовать его квартире и вернутся ли сюда Зина с дочуркой?
…Было воскресенье, и в институте, куда приехала поступать Зина, никого, кроме сторожа да коменданта, им разыскать не удалось.
– Вы рано приехали, – недовольно сказал комендант девушке. – Экзамены с 1 августа, общежитие освобождается только 30 июля. Так что три дня вам придется пожить у своих знакомых.
У Зины снова на глаза навернулись слезы. Меньшиков уже знал, что в столице знакомых у нее нет, денег ни копейки, она додумалась на ночь положить их вместе с паспортом в чемодан… Предложить ей поехать в Монино, в его холостяцкую комнатушку?.. Другого выхода он не видел.
– Идемте. Что-нибудь придумаем. – А когда вышли из здания института, сказал твердо, как давно решенное: – Поживете эти дни у меня.
Она испуганно замотала головой.
– А без документов вас ни в одну гостиницу не пустят. – Слезы струйками побежали из ее глаз.
– А это уже ни к чему, – ласково пожурил Меньшиков. – Надо не плакать, а искать выход. Раз вы не хотите ко мне, давайте сделаем так: я куплю вам билет на обратную дорогу, дам денег. До Пензы (родители ее жили там) недалеко, и вы к экзаменам успеете обернуться.
Она еще решительнее замотала головой.
– Почему?
– Мачеха больше меня не отпустит, – сквозь слезы выдавила она.
– У вас мачеха?.. А отец… родной?
Она кивнула.
– Но он… он послушает ее.
– Почему они не отпустят?
Она пожала плечами.
– Мачеха боится, что подумают, будто она меня выжила из дома. Настаивает, чтобы я училась в Пензе.
– А как она к вам относится?
Зина подумала.
– В общем-то, неплохо. Но мы не любим друг друга.
– За что?
– Я ее – за маму. Она липла к папе, когда мама была еще жива.
– А ты откуда это знаешь? – Он и сам не заметил, как вырвалось у него «ты», но поправляться не стал – так проще и доверительнее.
– Папа сам маме рассказывал.
– И после этого он женился на ней?
Зина печально кивнула.
– Он такой бесхарактерный…
– Почему ты думаешь, что и она тебя не любит?
– Я ж видела…
– И потому уехала?
Снова кивок.
– Да, печальное положение… Ну вот что, я оставлю тебе денег – и поступай как знаешь. Мне завтра на службу. – Он полез за деньгами. Она протестующе замахала руками.
– Нет-нет, я не возьму. Все равно без документов…
– Вот видишь, выход остается один – ехать ко мне. А я пока поживу у товарища.
Она все еще колебалась. Потом робко спросила:
– А у вас там… только мужчины?
– Не только. Есть и женщины, жены командиров. Да ты не беспокойся, никто тебя не обидит.
Последняя фраза, кажется, убедила ее, она пошла за ним.
До вечера они гуляли по Москве: ходили в кино, в парк, ужинали в ресторане. Настороженность и недоверчивость Зины развеялись, и порог общежития она переступила без прежнего страха. А на следующее утро, когда он пришел к ней, не заметил на лице и следов переживаний. Зина показалась ему еще более симпатичной.
Он положил на стол деньги.
– У меня к тебе небольшая просьба: сходить в магазин. Я весь день буду на занятиях, вернусь вечером голодный. Так что приготовь ужин по своему вкусу. Посмотрю, какая ты хозяйка, – весело подбодрил он ее. – И себя, разумеется, голодом не мори…