Праздник - страница 3
Нынче их собрали праздник и случай. Они отдыхали всласть, процеживая ленивое время среди своих людей, в родном хуторе, в своей воле. После чужих углов: тесных бытовок, вагончиков с нарами, прокуренных, провонявших, после долгих дней несладкой работы час нынешний, конечно, был праздником, который скоро закончится.
И для старой Буканихи было в радость это многолюдство. Она выходила порой из своей комнатки-боковухи, чай пила за столом, оглядывая молодых, словно глазам не верила, уже привыкнув к одиночеству, стариковству.
— Бывалоча… — говорила она, — бывалоча, на эту пору хутор гудит, как ярмонка. Новый год, и праздник заходит, Рождество, святки. На улицах людно, ребятня мыкается, молодежь. С горы на шкурах, на санках катаются.
На вечорки сбираются, готовятся христославить. Как же… Праздник заходит. А ныне — ни шуму, ни граху. Спасибо, хоть вы приехали. — А потом добавляла желанное: — Поженились бы вы. Деток завели. И зажили, как бывалоча…
Такие речи были не в новость для всех. Об этом твердили родные и Верке, и Коле Мордве. По старым обычаям, и впрямь им давно пора жить семейно. Но нынче время иное. Людям пожилым его трудно понять. Они гнут свое, конечно добра желая. Вот и бабка пыталась внушить:
— Бывалоча…
— Бывалоча было другое время, бабаня, — не в первый раз отвечал ей внук. — Бывалоча, колхоз был, работа была на хуторе, зарплата, дома людям строили, для детишек — детский садик и школа, магазин, почта… А ныне? Где тут работа? Куда идти? К Бугру, к Ревунову, к чеченам? За копейку ишачить? За кусок хлеба? И тем будут попрекать. Либо ты забыла, как мне Бугор заплатил за целое лето? Для них теперь бомжи — золотая кадра. Один подох, другого менты привезут. Какие тут жены да дети… Себя не прокормишь. Мыкаемся, как тараканы. Туда да сюда. И никто нас нигде не ждет. Вот и живи.
— А как же после войны? — возражала бабка. — Тогда ведь тоже была разруха, голод…
У молодой Королихи такие речи вызывали досаду и раздражение. Но старому человеку, тем более хозяйке, перечить не будешь. Лучше пойти покурить на волю. Королиха уже занудилась, застряв на хуторе. Приперлась сюда, под хмельком, в последний раз проведать маманю, которую сто лет бы не видела, и хутор, в котором долго жила; проститься перед отъездом надолго, а вернее что навсегда. Уезжать было страшно. Но она решилась; и теперь, в ожидании срока, хотелось забыться. А тут попался Васька Буканов. Погуляли.
А теперь — тоска зеленая. Эти бабкины речи: «Жанились бы…» И особенно про «деток». Поневоле зубами скрипнешь. И уходишь курить.
На крыльце, под навесом, было покойно, лишь репродуктор, который Васька сюда подвесил, лишь это дурацкое радио осипло поет:
На воле — зимняя непогода: холодный дождь моросит, низкие тучи гонит и гонит ветер, какой день уже солнца нет, глухие серые сумерки, в которых тонут голые деревья, черный бурьян, разъезженная дорога в просторных лужах, рябых от дождя и ветра, серые заборы, старые домишки. Безлюдье. Даже собак не слыхать.
Хутор Иванушкин и прежде был невелик, двумя порядками домов и усадеб полого стекая к берегу Дона. Но раньше когда-то была тут колхозная бригада с машинами, посевами, пашней, скотьими фермами, мастерскими были магазин, клуб, школа, почта, своя медицина. И до станицы, где размещалось правление колхоза, вовсе недалеко; туда-сюда ездят машины, тракторы, возят молоко, зерно и, конечно, людей.
Их было много. Потому сюда и приехали Королёвы, покинув неспокойный Кавказ. Глава семейства, по профессии ихтиолог, собирался здесь разводить форель. Но успел лишь жену с дочкой вывезти, устроить их. А сам вернулся на прежнее место, последние дела доделать. И пропал, как пропадали в краях тамошних люди надолго, а чаще навсегда, особенно русские.
Королёвы, мать с дочерью, осели здесь. Прежде хутор был людным. Теперь старые дома и старые люди доживают свой век. Кладбище, а не хутор.
В станице веселее. Там — магазины, на праздник люди понаехали, гости, даже кафе есть «Синий туман», с музыкой и вечной гульбой.
А уж в районном центре тем более. А в городе… Там и вовсе. А здесь даже мобильный телефон не работает. Какая-то яма ли, пропасть. Словом, тоска зеленая. Бабкино: «Жанились ба… Да плодились ба…» Верка Губатая, Мордва да плюгавый Шнурок…