Праздник подсолнухов - страница 25

— Да, но премия за лучший дебют всего одна. Я читала о вас в газете.

Вот это да! Вот так новенькая! Она имела в виду диптих сотого размера, получивший премию за лучший дебют на осеннем бьеннале «Новый век» — одном из крупнейших конкурсов, проводимых раз в два года. Осенний бьеннале «Новый век» включал независимую выставку и выставку новых произведений. Премию получили мои натюрморты «Рояль-1» и «Рояль-2». В посвященной этому событию статье действительно много говорилось и обо мне. Автор решил взглянуть на творчество через призму внутреннего мира пятнадцатилетнего подростка.

Словно оправдываясь, она добавила:

— Те картины были сделаны так же. Вот я и вспомнила.

Точно. Готовя основу для тех работ, я залил ноты фортепьянного концерта Моцарта белилами и паяльной лампой выжег дырочки на месте нотных знаков. Поверх этого грунта я изобразил комнату с заброшенным роялем. В результате часть нот, просвечивая сквозь краски, смутно угадывалась, создавая причудливый эффект.

— Ты когда-нибудь пробовала писать маслом?

Она покачала головой:

— Нет. Мне всегда больше нравилось оценивать чужие работы. Думаю, у меня и таланта-то нет. Наверное, такая ученица никому не нужна?

— Наверное, не нужна.

— Ну да…

— Но только по другой причине, — продолжил я. Она слушала раскрыв рот. — Не место девушке, желающей казаться лучше, чем она есть, в «студии дураков». Ты вот вставила в рот сигарету, а на самом деле не куришь, так? Выходит, целая сигарета пропала даром. У вас в Кансае что, так принято?

— Как вы догадались, что я из Кансая?

— По выговору.

Она некоторое время смотрела на меня, затем перевела взгляд на сигарету в моих пальцах, улыбнулась и мягко произнесла:

— У вас еще остались сигареты? Можно мне?

В ответ на странную просьбу я молча протянул ей пачку. Она вытащила все оставшиеся сигареты. Пять штук. Сломала фильтры у основания. Снова беззаботно улыбнулась и внезапно засунула все пять штук разом в рот. Ее челюсть задвигалась, — похоже, она жевала. Я в изумлении уставился на нее, но тут же опомнился и воскликнул:

— Не будь дурой!

Все с той же улыбкой она достала из кармана белоснежный носовой платок и поймала в него вывалившийся изо рта слюнявый ком табака. Мокрая коричневая масса ярко темнела на фоне белой ткани. Спокойным движением она положила платок на газон, затем взяла паяльную лампу и направила на него огонь. В мгновение ока тонкую ткань охватило пламя. Несколько секунд она горела. Серый дым поднимался, бледнел и таял в весенних облаках. Выжженный след на газоне все еще дымился, когда она взглянула на меня и снова улыбнулась:

— Мне нравится казаться лучше, чем я есть. Всего лишь пустить в глаза побольше дыма от нескольких сигарет. Я ведь тоже изрядная дура?

— Это точно. — Некоторое время я, разинув рот, глядел на нее и наконец только и смог вымолвить: — Ну ты даешь!..

Это была Эйко.

Она стала координатором нашего кружка. Координатора традиционно назначали из новичков. Председатель, парень на год старше меня, и я, его зам, единодушно остановили выбор на ее кандидатуре. Среди двадцати новых членов кружка ее выделяло особое рвение. Думаю, мы не ошиблись. Работа у координатора не сахар. Закупка принадлежностей для рисования, обсуждение бюджета с органами школьного самоуправления, выезды в лагерь и участие в Дне культуры, школьные выставки, расписание конкурсов. Все это мы свалили на Эйко, и для новичка она справлялась очень неплохо.

Мы стали по многу времени проводить вместе. Она часто звала меня в кафе посоветоваться по рабочим вопросам. В те годы в кофейнях часто звучали «Овации» Наоми Тиаки[14] и «Подсолнуховая тропка» Cherish.[15] Темы наших разговоров нередко выходили далеко за пределы деятельности студии. О чем мы говорили? Беседы наши были нескончаемы, словно морская вода. Раньше со мной такого не бывало. До того момента у меня не было близких друзей. Масляная живопись — это очень личное занятие. Я любил рисовать и не думал, что какое-то другое времяпрепровождение может приносить такое же удовольствие. Я вовсе не был общительным и даже заместителем председателя кружка стал только из-за той премии на бьеннале «Новый век». И тут вдруг у меня появилось другое занятие. Словно со стороны я смотрел на себя и не узнавал: неужели это я принимаю такие отношения, пусть и с некоторым смущением, но как нечто совершенно естественное?