Праздник Весны - страница 11

— Ты уже здѣсь? Привѣтъ тебѣ въ день праздника… Пожалуй, ты прибыла первая…

— О да, была еще ночь. Мнѣ сдѣлалось скучно тамъ, въ горахъ, и я поторопилась. Какъ хорошо, Коро, какъ хорошо…

Она играла съ обнимавшей ее зеленоватой глубиной. И брызги воды, какъ брилліанты, росились въ золотѣ ея волосъ.

— Какъ хорошо!

Мара плыла серьезно и прямо, вспѣнивая воду высокой грудью, и, со своимъ вытянувшимся тѣломъ и приподнятой головой, была похожа на задумчиваго сфинкса.

— Вы обѣ сошли со старыхъ картинъ! — смѣялся художникъ. — Мудрая вѣчность и радостное мгновеніе. Сфинксъ и сирена.

— Здѣсь онъ не въ своей сферѣ, нашъ сфинксъ.

Формика обняла Мару и, шутя, повлекла ее за собой въ глубину. Нѣсколько секундъ ихъ матово блестящія тѣла мерцали подъ волнами, какъ тѣла сказочныхъ серебряныхъ рыбъ.

— Мои волосы! — жаловалась Формика, поднявшись на поверхность.

— Они не высохнутъ до полудня.

Что-то шумѣло, бурлило и брызгало фонтанами по близости. Это возвращался изъ своего плаванія Виланъ, утомленный, но счастливый.

— Вотъ и я! Акро отсталъ. У него хорошая выдержка, но на близкихъ разстояніяхъ онъ плохъ. Онъ слишкомъ бережетъ свои силы…

— Мара, Виланъ! Слушайте же вы всѣ!.. Сегодня удивительно хорошо жить.

— А гдѣ Абела?

— Она уже хлопочетъ у Весны. Ты знаешь. Лія только что привезла свои цвѣты. Ну и сейчасъ онѣ работаютъ вмѣстѣ.

— Лія уже здѣсь?

Это сказалъ Коро. И посмотрѣлъ на Формику счастливымъ взглядомъ влюбленнаго, но она быстро отвернулась и поплыла вдаль, увлекая за собой кого-то изъ каменщицъ. Виланъ зашумѣлъ слѣдомъ и кричалъ громко, разбрасывая по волнамъ свой глубокій голосъ:

— Слушай, Формика! Свѣтъ, золотой свѣтъ на твоихъ волосахъ! Ты понимаешь это?

Коро лежалъ на спинѣ и не двигался, слегка покачивайся на волнахъ. Надъ водой выдавалось только его лицо, до половины щекъ, и широко открытые глаза смотрѣли прямо въ небо, гдѣ таяло маленькое, розовато-бѣлое облачко.

На берегу, когда онъ весь бѣлѣлся тѣлами выходившихъ изъ воды купальщиковъ, Виланъ крѣпко сжалъ обѣ руки Формики.

— Какъ ты хороша, Формика! Даже все некрасивое въ тебѣ—хорошо. Ты создана для свѣта. Я одѣвалъ-бы тебя только его лучами, — переливчатыми и нѣжными, какъ ты сама. И такъ хорошо, что ты весела. Свѣтъ и веселье всегда должны быть вмѣстѣ.

И онъ не уловилъ легкой тѣни, пробѣжавшей по ея лицу.

— Да, да… Хорошо жить. И въ жизни много веселья. Но я могла-бы быть еще веселѣе.

Она искала глазами Коро, но онъ ушелъ уже, не подаривъ ее больше ни однимъ взглядомъ.

— Почему я не Лія, Виланъ?

Онъ сдѣлался серьезенъ и въ глазахъ у него проглянула легкая жалоба.

— Потому что ты не для Коро. Я хотѣлъ-бы, чтобы онъ полюбилъ тебя больше, чѣмъ я. Но это невозможно.

Она повторила, какъ эхо:

— Невозможно!

И оба замѣшались въ толпѣ, возбужденной купаніемъ и радостнымъ утромъ. Солнце поднималось и роса высыхала. Нужно спѣшить.

Въ храмѣ, за главными дверями, плотно закрывшимися послѣ того, какъ они пропустили Коро, было еще почти темно. И послѣ разгорающагося сіянія утра художникъ почувствовалъ себя здѣсь почти слѣпымъ.

Онъ остановился и прижалъ руку къ сердцу, потому что слишкомъ быстро бѣжалъ.

Издали доносились женскіе голоса, замиравшіе подъ сводами, и громко вторилъ имъ чей-то мужской, прерываемый смѣхомъ.

Когда глаза Коро привыкли къ сумраку, онъ различилъ смутныя очертанія знакомыхъ ему до послѣднихъ мелочей колоннъ, баллюстрадъ, пилястровъ и украшеній.

Впереди, проникая сюда изъ главнаго нефа, мерцало пятно свѣта, но художникъ не сразу пошелъ туда, увлеченный новой картиной, которой онъ еще не видѣлъ, такъ какъ вѣдь всегда работали при свѣтѣ.

Полумракъ, загадочный и немного суровый, вносилъ что-то особое и знакомая красота жила въ немъ новой жизнью. Было похоже, что это — храмъ Вечера, спокойно и величественно уходящаго въ тайну невѣдомаго.

Все утратило свою матеріальность. Камни и металлы, холодные и твердые, казались сотканными изъ невѣсомаго и слегка влажнаго мрака.

Потомъ въ пятнѣ свѣта онъ увидѣлъ женщину, которая шла навстрѣчу и, должно быть, еще не замѣтила его. Беззвучно скользила въ своей мягкой обуви, опутанная длинными, прямыми складками бѣлой одежды и несла въ рукахъ тяжелый снопъ цвѣтовъ, запахъ которыхъ донесся до Коро.