Предел Скорби. Китайские Рассказы. Хайлак - страница 32

Были у Быса и другія любопытныя, своенравныя привычки. Случалось, среди самаго бѣшенаго бѣга, прыжковъ, ляганій, онъ вдругъ безъ всякой видимой причины останавливался, разставлялъ изогнутыя дугой ноги, настораживалъ уши лопатами, выпучивалъ круглые глаза и глядѣлъ удивленно въ совершенно пустое мѣсто… Надо полагать, – онъ тамъ видѣлъ нѣчто, но что это было такое, тщетно старалась узнать Бытерхай. Все, что она тамъ сама замѣчала, были совсѣмъ обычныя, скучныя вещи. Поэтому она въ такихъ случаяхъ становилась около друга на колѣняхъ, забрасывала ему на теплую, морщинистую шею рученки, цѣловала въ мордочку и говорила:

– Глупый Бысъ! Тамъ нѣтъ ничего, пойдемъ домой, а то Анка скоро пригонитъ Лысанку… Нужно ихъ встрѣтить!..

Дружба ихъ постепенно выросла до того, что Бытерхай положила въ корыто Бысу „на всегда“ свои разныя, „отъ людей“ полученныя игрушки. Она не прочь была даже спать вмѣстѣ съ теленкомъ и навѣрно перешла бы съ пустой кровати Теченія въ темный и влажный уголокъ за каминомъ, если бы этому не воспротивилась Анка.

– Нельзя!.. Даже ночью не оставишь въ покоѣ скотины… Еще ее испужаешь храпѣніемъ и задавится она на привязи… А то упадетъ и ногу сломитъ… И коровѣ нужно свое время…

Бытерхай не настаивала. Она привыкла слушаться; къ тому же, по собственному опыту знала, что всякому нужно и пріятно имѣть „свое время“. Особенно съ появленіемъ Лысанки этого времени оставалось у нея все меньше и меньше. Къ обязанностямъ дѣвочки носить воду, подметать избу, таскать хворостъ, собирать щавель, коренья, ягоды, присоединилась теперь забота, чтобы знать постоянно, гдѣ находится и что дѣлаетъ корова. Взрослые сказали ей разъ на всегда, что если она замѣтитъ скотину въ опасномъ мѣстѣ на бадяранѣ, у обрыва, надъ озеромъ, то она должна прогнать ее въ другое мѣсто или увѣдомить объ этомъ старшихъ. Если дѣвочка не была въ состояніи замѣтить коровы съ плоской крыши юрты, то должна была отправляться за ней въ поиски въ кусты, на „калтусъ“, гдѣ все еще много было комаровъ и овода. Огромный ростъ животнаго, его горячее дыханіе, длинный хвостъ, блестящіе рога, клекчущія копыта, красный языкъ, большущіе, выпуклые глаза, нетерпѣливыя, быстрыя движенія – все это возбуждало въ ребенкѣ неимовѣрный ужасъ, съ которымъ даже любовь къ Бысу безсильны были бороться.

– Вѣдь это его мама!.. – успокаивала она самое себя. Несмотря на это, когда приходилось ей гнать заблудившееся животное домой, дѣвочка отыскивала самую большую, какую только въ состояніи была поднять, хворостину и, осторожно выглядывая изъ за деревьевъ, покрикивала издали: „Хотъ! хотъ!..“

Корова обыкновенно оглядывалась нѣкоторое время изумленно, отыскивая, кто такой на нее кричитъ, затѣмъ степенно направлялась домой и протяжнымъ мычаніемъ вызывала легкомысленно забытаго среди веселыхъ луговъ и сладкихъ травъ теленка.

Это мычаніе, трескъ ломающихся подъ тяжестью животнаго кустовъ, топотъ его ногъ, сопѣніе и запахъ его, когда поставленное ночью въ юртѣ оно пережевывало жвачку или переступало неспокойно съ ноги на ногу во время доенія – невыразимо пріятно щекотали слухъ прокаженныхъ.

– Глаза мои еще увидѣли Божью тварь… Ноздри мои еще дышутъ его запахомъ… А не думала я, что удостоюсь передъ смертью… – Вотъ Салбанъ, бѣдняжка, не дождался… – говорила частенько Кутуяхсытъ.

Жизнь ихъ потекла съ тѣхъ поръ болѣе сильной струей, въ сердцахъ народились несбыточныя мечты; вернулись къ нимъ старыя привычки. Грегоре́й весь день напролетъ косилъ сѣно, Анка перетряхивала и сгребала его. Чего, впрочемъ, не принялась теперь дѣлать эта женщина? Съ того дня, когда она крайне измученная, но веселая, вернулась со скотиной домой, съ тѣхъ поръ, когда мысль ея была въ состояніи хоть на чемъ-либо положительномъ опереться, Анка сгорала въ лихорадкѣ труда. Подобно полевой мышкѣ, она шныряла по тайгѣ и тащила домой все съѣдобное или годное къ употребленію. Черную смородину, щавель, дикій чеснокъ, сладкіе коренья, „ѣду озеръ“, какіе то пахучіе листья и молодые побѣги – все, все несла она и бросала въ большой деревянный чанъ, куда сливались молочные остатки. Тамъ все закисало и превращалось въ питательный студень, изъ котораго Анка умѣла приготовлять великолѣпную похлебку, подбавляя воды и древесной заболони. Такимъ образомъ домашніе даже не чувствовали, какъ дѣлаются въ молокѣ огромныя сбереженія. У нихъ всегда было молоко и по утру, и вечеромъ къ чаю, приготовленному изъ сушеныхъ пахучихъ травъ, было даже масло, конечно, къ праздникамъ… Все у нихъ было, правда, было немного, потому что одна корова куда какъ немного даетъ молока, но было все, что бываетъ „у людей“ тамъ на миру! А это главное!