Предел тщетности - страница 73
Ладно, пусть черт будет первое, второе — гибель Мишки, на компот — собственная смерть, только сдается мне, что закусок на званом ужине значительно больше и гостей наприглашали ораву еще до появления черта. Варево могло булькать давно, судя по внезапно проявившейся взаимной неприязни моих женщин.
— Так на чем мы остановились, — спросила крыса, вспрыгнул вслед за чертом на стол.
— На разных хренах, Дуня, — черт подтянул к себе бутылку и налил в стопку вина.
— Ах да! Так вот, что ни делай — хрен один.
— Ты хотела сказать — ни один ли хрен, что только не делай, — ухмыльнулся Варфаламей.
— А что совой об пень, что пнем об сову, — моментально парировала крыса.
Мне показалось, что сейчас они опять взявшись за руки, побегут в бесконечную тьму заезженного спора, и я поспешил вернуть разговор на прежние рельсы.
— Мотивация важна, как ни крути, — вставил я свои пять копеек.
— Воот, — черт сделал царственный жест в мою сторону или мне так привиделось, — Никитин хоть и недалекого ума, но соображает, что к чему. А ты, Дуня, чертишь слишком простые схемы, рисуешь круг там, где надо башню строить многоэтажную.
— Это почему? — крыса казалась искренне заинтересованной таким поворотом — только что налитую рюмку поставила на стол и застыла в ожидании развернутого ответа.
— Потому что надо сначала понять, чего имярек хотел добиться тем или иным действом. А потому уже глядеть на последствия. Ты помнится, подпилила ступеньку на лестнице полковника Паскуале…
— Постой, Паскуале, Паскуале… А, жирый боров с бабьими сиськами, у него усы еще плавно переходили в бакенбарды.
— Ну, дык. Он пролетел кубарем вниз десять метров, въехал головой в бочку с вином, получил легкое сотрясение мозга и на радостях, вместо того, чтобы отдать приказ о расстреле кучерявого лейтенанта, в которого ты была влюблена, распорядился освободить его к удивлению подчиненных. Ты же хотела, что он разбился вусмерть, то есть замыслила гадость, а вышла прелестная история — везунчик Моро успел удрать, пока все спохватились. Если бы полковник свернул башку, как ты предполагала, то лейтенанта расстреляли бы чуть позже по приказу одного из коллег покойного ублюдка.
— Влюблена, скажешь тоже. Я ему благоволила и оказывала протекцию по мере сил. Надо же, а я до сих пор думала, что это Шарик подсуетился и полковнику мозги отбил по случаю. Ступенька-то лишь слегка треснула.
— Шарик даже крылом бы не пошевелил, чтобы спасти твоего лейтенанта. Он его терпеть не мог. Все произошло само собой. Мотив твой был омерзительней некуда, а в итоге одни приятности — и полковник жив остался, и лейтенант улизнул, и ты греха на душу не взяла.
— Подумаешь, — хмыкнула недобро крыса, — на мне трупов, что волос на твоей морде, одним больше, одним меньше. И все ты перевернул с хвоста на голову — мною двигала благородная цель — избавить общество от тирана.
— Цель? Возможно. Метод исполнения подкачал. В убийстве как таковом нет ничего благородного. Мы же ведем разговор с точки зрения человеческой, а не нашей морали, — Варфаламей продолжал гнуть свою линию.
Я хмыкнул про себя. Интересно было бы ознакомиться с моральным кодексом черта, если таковой вообще существовал, пусть даже тезисно, краем глаза.
Хотя, вряд ли он есть или же состоит из одного пункта — мораль в том, что ее нет. Старо, кстати, как мир за окном. Голову на плаху не положу, я уже ни в чем не уверен, чтобы ручаться, но зубом бы рискнул, бес с ним, с зубом.
— Или другой пример. Ты пожалела кладбищенского сторожа Никодимова, набожного увальня, подложила ему под кровать чугунок с золотыми, а он на радостях играть начал, по глупости проигрывать, с горя пить, да в конце концов по пьяни зарезал жену с дочкой и сам повесился, когда протрезвел. Цель возвышенная, а на выходе три трупа.
— С чего это ты решил, что во мне жалость проснулась? — Дунька кипела таким праведным гневом, что даже я смекнул, что она лукавит, — Я хотела прекратить их несчастный жизненный цикл таким способом, всего и делов.
— Да уж, метода вышла слишком заковыристая, — гаденько засмеялся черт, — только врешь ты все, как сивая мышь в яблоках. Я же в курсе, как ты по вечерам украдкой ходила и на могилке рыдала, цветы полевые приносила, лапки к груди прижимала, да в пояс кланялась перед уходом.