Предметные уроки - страница 5

Каждую пятницу после уроков я заходил в местное отделение банка и клал деньги, выкачанные из папы на обычный сберегательный счет. Все это происходило еще до Налогового управления США. Еще не было никаких портфелей акций, взаимных фондов и тому подобного. За то, что я открыл счет, мне подарили тостер, а всякий раз, когда я приносил им десять долларов или больше, мне давали большую обеденную тарелку. Через несколько месяцев я уже мог сервировать стол на двенадцать персон.

Утром по субботам очень часто я ездил с папой с одного места на другое, проверяя участки, которые он купил или собирался покупать. Он приобрел несколько акров леса еще до моего рождения, а потом явились армейские саперные части, перегородили Саванну дамбой, и собственность моего папы стала берегом с видом на озеро. Участок он продал, а на полученные деньги купил еще один участок — возле того места, по которому потом проложили трассу 95. Беспроигрышно. Мой папа — не такой дурень, который стал бы метать в карту дротики, а потом слушаться внутреннего голоса. Он покупал какое‑нибудь ненужное болото, а вскоре кому‑нибудь другому уже хотелось заплатить за него от двух до десяти раз больше, чтобы построить на нем площадку для гольфа, фабрику или атомную электростанцию. Я понятия не имел, чем папа занимается между этими сделками, — он только читал или глазел в потолок. Иначе как бы он узнал про Элоизу и Абеляра или даже Сократа и Платона? В колледж он никогда не ходил. На заочных курсах вроде тоже не учился.

Мы с ним ездили, и я высовывал в окно голову, как тот пес, который у меня была, пока мама не забрала его с собой в Нэшвилл. Приезжали на какой‑нибудь участок — обычно по ухабистой грунтовке, — и папа пристально на него смотрел минут десять или пятнадцать. Даже головы не поворачивал — и никогда не глушил мотор. Только иногда в конце говорил:

— Мне кажется, свечи засорились. — Или: — Вот сразу можно сказать: эта присадка к бензину действует как надо.

Об исторических личностях или украшениях каких‑нибудь покойников он никогда не заговаривал. Я брал с собой детективы про братьев Харди, но книжку даже не открывал. А потом как‑то раз я сказал:

— Мисс Субер просила узнать, ты придешь на родительское собрание? Я забыл тебе сказать.

Папа аж повернул ключ зажигания. Потом залез рукой под сиденье, достал бутылку пива и открывашку. Наша машина стояла между двумя оврагами где‑то в округе Гринвуд.

— Черт побери, ты должен передавать мне такие вещи. Когда оно будет?

— Я забыл сказать, — ответил я. — У меня по пятницам такие неприятности, что я вообще все забываю.

На последний предметный урок я принес черепашку и сказал, что ее зовут Иоанн–Креститель. Сначал мисс Субер, кажется, пришла в восторг, а когда спросила, почему я ее так назвал, я ответил:

— Во, смотрите. — И заорал: — Иоанн–Креститель!!! — Черепаха убралась обратно в панцирь, будто ей голову отрубили, и я удовлетворенно кивнул. Мисс Субер велела мне сесть на место. Одноклассники шутки не поняли.

— Собрание во вторник. Точно во вторник, — сказал я папе. На мне были подрубленные джинсы, которые можно было отпускать полосками в дюйм шириной — мама мне их так сделала на тот случай, если я вытянусь, но не растолстею. А сверху — голубая футболка: на груди надпись «ЗАТОНУВШИЕ САДЫ», а на спине — номер 69. Папа сказал, чтобы я выбрал себе именно этот номер: мол, настанет день, и я еще скажу ему спасибо.

— Черт, ну еще бы — конечно, я приду. А с собой нужно что‑то приносить? То есть, это такое собрание, на которое родители должны приносить какую‑нибудь еду? Я умею делать картофельный салат. Могу сделать его и квашеной капусты добавить.

— Она только просила узнать, придешь ты или нет. Вот и все, честное слово.

Папа посмотрел в окно на то, что я принимал за обычный пустырь. Перед нами валялись пивные банки и головешки чьего‑то костра, который жгли прямо на дороге.

— Наверное, нужно позвонить ей и выяснить, — сказал папа.

И хотя я не осознавал всей глубины папиной одержимости, я ответил:

— А мисс Субер до вторника в городе не будет. В понедельник у нас уроки ведет другая училка, а наша куда‑то на похороны уехала.