Предпоследняя правда - страница 11

Сидевшая рядом с ним Рита не могла не заметить эту жестикуляцию, но смотрела прямо перед собой, притворяясь, будто ничего не видит. Дейл Нанс тоже не мог не заметить и сурово нахмурился.

Однако Николас послушно встал и последовал за Кэрол по проходу, прочь из актового зала, в пустынный гулкий коридор.

– Господи, – сказал он ей, – да чего тебе так срочно потребовалось?

Судя по тому, какими глазами проводил их Нанс, он еще припомнит Николасу этот случай.

– Я хочу, чтобы ты заверил бумаги о смерти, – сказала Кэрол, направляясь к лифту. – Ведь бедняга Мори…

– Но зачем такая уж спешка?

Он чувствовал, что здесь таится нечто другое.

Кэрол не ответила; всю дорогу до холодильника, где лежало окоченевшее тело, они промолчали. Николас приподнял простыню, мельком взглянул на лицо покойника и вышел из холодильника подписывать подготовленные Кэрол документы – пять аккуратно заполненных бланков, которые незамедлительно будут посланы по видеолинии безвестным бюрократам с поверхности.

После чего Кэрол извлекла из тщательно застегнутого кармана своего халата крошечный прибор, в котором Николас узнал подслушивающее устройство с магнитофоном. Она осторожно извлекла из него катушечку пленки, открыла несгораемый шкаф, где хранились опасные препараты, и показала Николасу полку, на которой лежали ряды таких же катушечек и какие-то еще электронные приборы, никак не связанные с медициной.

– Что это такое? – спросил Николас уже более спокойным голосом.

По какой-то причине она захотела ему показать свои подслушивающие устройства и пленки, тщательно хранимые от всех глаз. Он знал ее лучше и ближе, чем любой другой из живших в муравейнике. Однако тут он ничего не понимал.

– Я записала речь Янси на пленку, – сказала Кэрол. – Во всяком случае, ту ее часть, при которой присутствовала.

– А остальные пленки из этого шкафа?

– Все это тоже Янси. Его предыдущие речи. Более чем за год.

– А законно их так вот записывать?

– Если ты так уж интересуешься, это вполне законно. Я проверяла.

Кэрол сложила пять бланков стопочкой и засунула их в прорезь ксерокс-трансмиттера, чтобы переслать по проводам в архивы Эстес-Парка.

– Иногда мне кажется, что ты немного свихнулась, – облегченно сказал Николас. Ее мысли всегда уходили в какую-то странную сторону, буквально струились потоком, вечно его удивляли; он никогда за ними не поспевал, и его благоговейное уважение все росло и росло. – Объясни, пожалуйста.

– Не знаю, заметил ли ты, – сказала Кэрол, – но в своей речи, произнесенной в прошлом феврале, он использовал французское выражение «coup de grâce»[8] и произнес слово grâce как «грас». Сразу за этим, в марте, он произнес то же самое выражение… – Она достала из несгораемого шкафа какую-то бумагу с записями и теперь по ней сверялась. – Двенадцатое марта. Произнесено верно, как «ку де гра». Затем пятнадцатого апреля снова было «грас». – Она вскинула глаза на Николаса.

Николас раздраженно пожал плечами, его усталый мозг уже отказывался что-либо понимать.

– Пошли-ка мы спать, поговорим когда-нибудь по…

– Затем, – невозмутимо продолжила Кэрол, – в речи от тринадцатого мая он снова использовал это выражение. Та достопамятная речь, в которой он нам сообщил, что уничтожение Ленинграда может оказаться… – Она подняла глаза от бумаги. – Может оказаться истинным “ку де гра”». Никакого «эс», он вернулся к начальному произношению. – Она вернула бумагу в шкаф и тщательно его заперла.

Николас заметил, что для этого потребовался не только железный ключ, но и легкое нажатие пальцев, считывавшее, очевидно, рисунок папиллярных линий; даже при наличии второго ключа – даже ее собственного ключа – шкаф останется закрытым. Он откроется только для нее.

– Ну и?

– Я не знаю, – пожала плечами Кэрол. – Но что-то это все-таки значит. Кто воюет на поверхности?

– Оловяшки.

– А где же все люди?

– Сейчас ты очень похожа на комиссара Нанса, допрашивающего людей в такое время, когда им давно бы пора…

– Они в муравейниках, – сказала Кэрол. – Под землей. Как мы. И вот, когда ты подаешь заявку на искусственный орган, тебе отвечают, что они отпускаются только военным лазаретам, находящимся, надо понимать, на поверхности.