«Часто люди сами себе задают вопрос: когда бы ты хотел жить? В прошлом, настоящем, в будущем? Для меня вопрос не стоит, — подчеркивает автор, — непременно в настоящем! В прошлом меня страшит отсутствие некоторых деталей быта. Греция времен Перикла — это замечательно! Но не было электрического освещения и сковородок Tefal. Будущее чревато неприятными сюрпризами. Можно вляпаться в ядерную войну, в какой‑нибудь 37–й год. Я счастлив, что живу в своем времени. Я помню великую войну, Сталина в эпоху его расцвета, времена Хрущева и Брежнева, слом идеологии, Горбачева, крушение СССР, увидел Россию в эпоху смуты. Я пришел в этот мир вместе с младенческими годами радио, увидел рождение телевидения, компьютеров, интернета, генной инженерии, открытие эры космоса, первые шаги ядерной энергетики. Найдется ли другой такой же кусочек времени величиной с человеческую жизнь, который бы смог вместить столько событий, столько красок и звуков!»
Вот она главная составляющая тех исторических ступеней: жизнь конкретного человека.
Для читателя очевидно, что главная трудность, которая вставала перед автором данного исследования, состояла в нахождении гой связующей нити, которая позволила бы объединить разные, порой противоположные но общественному резонансу события и факты, увидеть за их чередой закономерности движущей силы истории в масштабах страны и края.
При этом под общественным развитием понимать следует не только прямолинейное «вперед и выше», но и творческий поиск, эксперимент, попытку (нередко неудачную) целого народа заново переосмыслить и время, и себя в нем. И тогда формула российского движения может быть понята и описана не через механическое сравнение с другими (передовыми или отсталыми) странами, не через логику самодвижения или попытку кого‑то сделать целый народ заложником своих амбиций, а благодаря кропотливому анализу причин и следствий.
Вариант описания драмы столетия сводится, если формулировать кратко, к освещению лихорадочных попыток Российского государства достойно ответить на исторический вызов, брошенный ему современной цивилизацией, с ее новыми технологиями, формами государственного устройства, видами вооружения и орудий массового уничтожения, общественными идеалами. Огромное отставание все же великой державы, обнаружившееся на рубеже XIX и XX веков, требовало и гигантских усилий по его преодолению. Усилий от центральной власти, от всего общества, от многочисленных народов и социальных групп, от каждого гражданина. Опыт аналогичных «скачков», совершенных в XVI‑XVIII веках, подсказывал, что они сопровождались энтузиазмом, ограничениями, многочисленными жертвами. Цена общегосударственных приобретений каждый раз оказывалась исключительно высокой с позиции судеб тысяч и миллионов людей. Взлеты и обогащения одних совершались на фоне падения и разорения других. И так раз за разом…
Оттолкнувшись от воспоминаний о судьбе своей родной станицы, любопытный социологический срез как‑то сделал наш кубанский земляк, известный писатель Гарий Немченко, который, как и подобает наблюдательным людям, способным к обобщениям, вывел некую формулу «скачков» истории, характерных для кубанского общества.
Вот о чем он, в частности, писал:
«…Но кто мог предположить, что случится вскорости с теми, кто уходил тогда на войну и кто защитников Отечества провожал, что станется через два — три десятка лет с общими их детьми и внуками… Какая страшная судьба ждет матушку оссию вообще и родную станицу в частности! Братоубийство гражданской, расказачивание — раскулачивание, голод тридцать третьего года и лагеря тридцать седьмого, жертвенный подвиг Великой Отечественной войны с разрухой и нищетою после нее, летные да морские, требовавшие бычьего здоровья, какое только и могло быть у выросших на подножном корме, на соках родной земли, станичных да хуторских мальчишек, училища, вербовка самых энергичных из оставшихся на Дальний Восток, на Севера, комсомольские наборы на Целину да на ударные стройки — и вот мы имеем то, что имеем: где‑то вдали от дома, по всей‑то большой стране, а нынче, выходит, и за пределами ее, эх, за новыми‑то пределами — и ордена во всю грудь, и заслуженная слава, и уважительное: мол, что ты хочешь — кубанский казак! — а в станице, в родном‑то твоем гнезде — разор и сиротство, бесправие, унылая покорность земляков, ежедневная ложь на всех уровнях, обман на каждом шагу и, как следствие всего этого, — безверие, безнадега, глухая апатия, чуть не поголовное пьянство и само собой — вырождение… Повес головы. Родами! С некогда славными на всю округу фамилиями».