Предсмертный крик - страница 3

Какое-то движение произошло лишь ближе к полуночи. В очередной раз делая обход, пока остальные сидя на кухне пили чай и пытались себя чем-то занять, Холли сообщила, что увидела небольшой сияющий сгусток в ванной комнате. Мы все тут же направились туда. Это оказался самый обыкновенный Луркер. Он имел очень слабые очертания, но если приглядеться, можно было понять, что это девушка лет двадцати. Призрак просто стоял, невидящим взглядом смотря в зеркало на туалетном столике. Луркеры являются призраками Первого типа и по большей части не проявляют никакой агрессии или даже заинтересованности по отношению к живым. Но на всякий случай Локвуд все же разложил круг из цепей у входа в ванную. Он вступил в комнату, взяв Гостя на себя, а нам с Холли приказал поискать Источник. Джордж остался у двери на карауле.

Спустя пятнадцать минут поисков в очень тесной ванной комнате я обнаружила под сифоном раковины плотно обернутую в бумагу расческу. Она всё ещё явно пахнула мужским гелем для волос. Мы запечатали щетку простой железной сетью, и призрак мигом исчез. Как предположила чуть позже Холли, эта расческа принадлежала тому самому парню, который был так дорог той девушке, и именно она держала её в мире живых, а не её погребенные останки. Джордж также выдвинул догадку, что расческа была украдена Аделаидой у её возлюбленного, дабы иметь хоть частичку недостижимого человека у себя в руках.

Дело оставалось за малым — собрать вещи, отвести обезвреженный Источник в печи и поехать домой. Но мне было неспокойно. Хоть никаких видимых угроз не было заметно, чувство непреодолимой тревоги и горечи все никак не желало покидать мое сердце. Когда я сказала об этом ребятам, Джордж и Холли отнеслись к этому скептически, списав это на мое плохое настроение, и не пожелали задерживаться здесь дольше. Но Локвуд прислушался ко мне и предложил нам вместе еще раз обследовать дом, чтобы найти причину моих странных ощущений. Он пообещал друзьям, что это не займет много времени и попросил их ещё раз осмотреть все комнаты на первом этаже. Джордж с Холли удрученно кивнули, ну а мы с Локвудом отправились на второй этаж.

И вот мы с ним идем по лестнице бок о бок — я и Локвуд. Вместе. Сковавшая мою душу тревога не уходила, но мое сердце пело. Если честно, я очень скучала по таким моментам, как этот. Они были редкой, но при этом самой любимой частью моей работы. Те моменты, когда мне казалось, что мы с Локвудом выступаем не только против полчища призраков, но и против всего мира. Рука об руку, плечом к плечу, синхронный шаг — это все про нас. Я доверяла ему. Он доверял мне. Мы в любой момент готовы были вступить в бой друг за друга, прикрывая чужой тыл. Так и должно было быть. Так было правильно. И это чувство, иначе не сказать, окрыляло.

Я помню, что чувствовала, когда впервые встретила его сидящим в своем любимом кресле в гостиной на Портленд-роу. Трепет и восхищение (это если говорить о самом Локвуде. В целом же в тот момент меня одолевали усталость и раздражение, если я правильно припоминаю). Он излучал уверенность и устремленность, которые покорили меня с первой секунды. Я видела в нем сильного лидера, за которым я была готова пойти на самый край света и, пожалуй, даже чуть дальше. Возможно, тогда я даже могла назвать его безупречным. С того момента многое изменилось. Не столь мое впечатление о нем, сколь изменились я, Локвуд и, в конце концов, наши отношения. По мере нашего сближения я узнавала о нем все больше: о Джессике, родителях, о потаенных переживаниях и целях, которые он на самом деле преследовал. Иногда мне казалось, что он позволил мне стать частью его собственной трагедии, в которую он до этого не впускал никого. Мне удалось узнать совсем другого Локвуда — отчаявшегося и разбитого, искавшего свое спасение в смерти. Локвуд рискнул подпустить меня к себе ближе, чем кого бы то ни было, и я была благодарна ему за это. Так я чувствовала, что могу помочь ему справится с его болью, разделить её пополам. И, что уж греха таить, так я чувствовала себя нужной и особенной.

Но, к моему счастью, похоже, Локвуд наконец сумел отпустить свое прошлое. По крайней мере, теперь оно было не единственной вещью, что руководило им. Это я поняла в тот самый момент, когда он совершенно спокойно отреагировал на слова Мариссы о его родителях. События, произошедшие с ним когда-то, сделали его тем, кем он был теперь. Но смирившись с произошедшим, Локвуд не потерял свою индивидуальность. Он нашел для себя новые цели, новые причины, чтобы жить. Он стал более открытым, мог спокойно говорить о Джессике, перестал быть столь безбашенным и зависимым от опасности. Это вовсе не значило, что боль ушла — от таких вещей тяжело избавиться. Это лишь говорило о том, что Локвуд нашел способ справляться со своей горечью. Он изменился, но при всем при этом остался таким родным мне Локвудом.