Предупреждение путешествующим в тумане - страница 24

— Я просто просил задержаться на два-три дня. И дать показания. Как свидетеля.

— У вас должны быть веские основания для этого. Иначе вызывайте меня из Москвы.

— Основания есть. Будьте уверены.

Я молчал. Мне было интересно, как он выкрутится.

Инициатива сейчас у меня, и каждое его слово станет ошибкой.

— Мы должны выяснить, — наконец сказал он, — несчастный случай ли это, самоубийство, или…

— Есть какие-то сомнения?

— Есть… — он прикусил язык, но было уже поздно.

Я кивнул. Теперь и я не прочь остаться. Если несчастный случай — против него не попрешь. Но за остальные варианты кто-то должен отвечать. И тут забота не только следствия.

Но почему и моя тоже? Как это там у Экзюпери? «Ты навсегда в ответе за всех, кого приручил», — кажется, так.

То-то и оно.

Сухоручко встает и торопливо прощается. Он кипит из-за своей оплошности.

— А как же кофе? — Эдгар растерянно провожает его взглядом.

Но мы уже остались в комнате вдвоем.

— Да, — сказал Эдгар задумчиво, — и этого типа я считал приличным человеком… — Ты кого имеешь в виду?

— Ну не тебя же, — он махнул рукой. — Пей кофе. А то остыл совсем.

— А мне он понравился. Другой на его месте мог побить меня, как щенка.

— Все ему рассказал?

— Не совсем.

Эдгар внимательно посмотрел мне в глаза:

— Были причины?

— Были… Эта девушка употребляла морфий.

— Как ты узнал? — Эдгар быстро взглянул на меня.

— Случайно… Слышишь, совершенно случайно я перехватил несколько ампул морфия, которые предназначались для нее.

— Но почему ты об этом не сказал?

— Видишь ли, во время этой случайности я немного нарушил закон. Паренек, у которого я их отобрал, попался на редкость нелюбезный. И я, честно говоря, не представляю, как все это объяснить твоему знакомому…

— На кой черт ты с ними связался?! Эти ублюдки ни перед чем не остановятся.

— Что же теперь поделаешь, старик?

— Что поделаешь, что поделаешь… Ты знаешь, у меня такое впечатление — тебе наплевать на себя.

— Это не так, успокойся.

Я замолчал и уставился на стену. Стена была зеленая, вся в бугорках от плохо размешанной краски. Я смотрел на эти бугорки и старался не думать о том, что где-то совсем рядом лежит труп девушки, с которой я только вчера танцевал.

— Что мне удалось узнать, — Эдгар положил руки на стол, — она выбросилась из окна в шесть утра. Кто-то из соседей вызвал «скорую». Тяжелая травма черепа, позвоночника… Она очень искалечилась.

— А травма черепа… в каком месте?

— Что?

— Эдгар удивленно посмотрел на меня.

— Ах да, ты об этом… Лицо тоже изуродовано… Хотя, какая теперь разница? Вскрытие будет завтра. Конечно, кровь для анализа уже взяли… Ты меня не слушаешь?

— Засасывает, как в болото. И самое смешное — нет выбора… Мне его не оставили.

— Послушай моего совета, — Эдгар почесал переносицу. — Уезжай…

— Отвяжись ты… Лучше скажи, можно сейчас установить — не была ли она под действием наркотиков?

— Довольно приблизительно можно.

— Попробуй, а?

— Хорошо, подожди меня здесь.

Я допил остывший кофе. Ощущение было такое, что я еще не проснулся. Вещи вокруг меняли свои очертания, и время буксовало на месте. Я закрыл глаза и откинулся на стуле, весь уйдя в назойливый гул, который преследует меня с утра. Гул рождается где-то в затылке и, вибрируя, растекается по всему телу. Казалось, я слышу ток крови в жилах. Когда вернулся Эдгар, мне немного полегчало.

— Пойдем, — сказал он, — в мой зверинец.

Я нехотя поднялся и пошел следом в соседнее помещение.

— Мне нужна мышь, — Эдгар зачем-то подмигнул.

— Мышь?

— Вот именно, — наконец он выбрал одну и, протянув ее мне за хвост попросил. — Подержи, пожалуйста.

Я без особого энтузиазма выполнил. Он достал из кармана шприц и впрыснул ей несколько капель темной жидкости.

— Бросай сюда, — Эдгар показал шприцем на пустой маленький аквариум.

Мышь забегала вдоль стенок.

— Что ты ей ввел?

— Кровь. Кровь погибшей. Утром законсервировали. Для экспертизы.

Меня это покоробило.

Мышь продолжала носиться по аквариуму.

— Зачем?

— Это проба на морфий. Кури, если хочешь.

Мы помолчали. Мышь не успокаивалась.

— А что будет? — спросил я.

— Если в крови морфий, мышь сейчас околеет.

— Вроде не собирается?