Предупреждение путешествующим в тумане - страница 42

Подошва исчезает.

— Придурок, он нужен тепленький.

Меня поднимают на ноги, но тут крайний, которого я в самом начале вывел из игры, решает внести свою лепту в виде мощного пинка сзади. Согласно закону физики, я лечу вперед, где меня ждет неумолимая стена вагончика.

Дальше я путешествую в розовом тумане.

…Туман наползает на меня, я тону в нем, тону в этих липких густых хлопьях, так и не достигнув дна. Путь мой долог.

Но вот впереди забрезжил свет. Или призрак света. Желтый кружок с рваными краями. Я не чувствую собственного веса.

Поднимаюсь и начинаю путь к свету. Мне некуда спешить.

Желтый кружок нестерпимо режет глаза. Я отворачиваюсь, и снова подступает темнота. А сквозь темноту проступает воспоминание.

Я ощущаю воспоминание как реальность, ощущаю каждым мускулом, каждым нервом. Тело мое снова приобретает вес, и вот уже вокруг растаяла неопределенность, а я сижу в салоне взятого напрокат «фордика» с забрызганными номерами. Сижу в кресле рядом с водителем и курю сигарету за сигаретой. В машине я не один: моя спутница, прекрасная и гордая, ведет машину.

Она чуть наклонилась вперед, и я вижу только ее профиль, в котором слились воедино черты испанских и африканских предков.

За окнами чужой город, где кастильские балконы перемешаны со слепым железобетоном, где бармены вежливы и сердечны, а проституткам нет и тринадцати, где бассейны с лазоревой водой, и так сладостно отдыхать в тени после обеда. Правда, в подвалах некоторых учреждений ломают кости и подключают электроды к половым органам. Есть и такие развлечения. Но это для избранных… Мне, судя по всему, будет уготовано не место зрителя, а участника представления.

Я в этом городе чужой. У меня чужое имя и чужая биография. И только моя спутница знает, кто я на самом деле. Скорее, не знает, догадывается. Она сбросила туфельки на пол, чтобы удобнее было выжимать сцепление и газ, и теперь они лежат на полу маленькими серебряными скелетиками.

Я курю сигарету за сигаретой, а она, ни к кому лично не обращаясь, говорит:

— Скоро можно будет выпрыгнуть. Я приторможу за поворотом.

Я понимаю, почему она это говорит. Достаточно оглянуться на голубой «Шевроле», который идет следом. В нем крутые ребята, они не будут церемониться, тем более мы морочим им голову уже довольно долго. Кажется, они вычислили нас еще в гостинице, где мы строили из себя двух молодоженов.

Кстати, так ли уж это было далеко от истины?

— Я приторможу, — говорит она, — возле бульвара. Там кусты. Если сразу не встанешь, можно отползти в кусты. Они не заметят.

— Подождем, — наконец говорю я.

— Нельзя, — она оборачивается, и я вижу ее блестящие глаза. — Мы сейчас попадем на скоростную трассу. Там нам от них не уйти. Наш «форд-фолькон», — она прищуривается, — тропический вариант. Нельзя, чтобы нас остановили, когда у тебя этот. пакет. Тогда конец. И тебе, и моим товарищам.

Понимаю — она права. Я всего-навсего почтовый ящик. А почтовый ящик должен заботиться о своих адресатах. Тем более когда это нечто большее, чем просто работа.

— Сейчас приторможу, — говорит она, — приготовься…

Я откатился в кусты и потом, хромая, дошел куда следует.

А на следующий день прочел в газете, что тот самый «фордик» с забрызганными номерами, тропический вариант, сбил ограждение на повороте и упал со склона. Он переворачивался и падал вниз, пока не врезался в дерево.

Чтобы извлечь из обломков тело водителя, машину пришлось разрезать автогеном…

— Я приторможу, — говорит она, а я пытаюсь ответить ей, что хочу остаться, остаться до того, последнего поворота…

Но она настойчиво повторяет:

— Я приторможу. Приготовься.

И я прыгаю в придорожные кусты. И продолжаю быть рядом с ней, до тех пор, пока машина не расплющится о ствол дерева…

Это бесконечно остается со мной. Вот уже много лет.

Такие дела…

Я вновь поворачиваюсь к свету, чтобы преодолеть последнюю черту. Уже протянул вперед руку, и она заискрилась в нестерпимом желтом свете.

И услыхал голоса. Где-то позади.

Голоса назойливые.

Я невольно останавливаюсь, и вот уже подо мной не пустая бездна. А безликая серая равнина. Очертания равнины проступают, как фотография в проявителе. И очень скоро я понимаю, что это потолок. Обыкновенный облупившийся потолок.