Предыстория армянского народа - страница 61

Что касается других данных о хайасском языке, то они представлены пятью именами собственными людей: Аиссияс, Аннияс, Марияс, Муттис и Хукканнас (и еще неясно [212] читаемое — Караннис или Ланнис)[498] и пятью именами богов — Тарумус Териттитунус, Унаккастас, Утактаннас (?) и Палтаик (?), не считая некоторых поврежденных или зашифрованых гетерографическим написанием[499]. Имена местностей мы исключаем, так как нет гарантии, что они принадлежат хайасскому, а не какому-либо более раннему языку[500]. Все эти имена искажены хеттской передачей (хеттскому языку, в частности, принадлежат падежные окончания на ‑с, ‑ас, ‑ис). В первоначальном варианте хайасской теории, как она была выработана Г. А. Капанцяном, эти имена, по принципу внешнего сходства, этимологизировались из разных языков, преимущественно из хурритского, но, во всяком случае, не из индоевропейских, что уже исключало возможность отождествления хайасского языка с протоармянским, поэтому Г. А. Капанцян был вынужден прибегнуть к выдвинутому еще Н. Я. Марром тезису о «двуприродности» армянского языка и отрицанию его индоевропейского характера. Однако новейшие исследования полностью подтвердили его индоевропейскую принадлежность, впервые установленную еще в XIX веке.

Г. Б. Джаукян[501] попытался доказать индоевропейский характер хайасского языка. Несмотря на проявленную им большую эрудицию в области индоевропейского языкознания, выводы [213] его не представляются достаточно убедительными. В корнеслове любой языковой семьи можно подобрать корни, звучащие достаточно сходно с десятком произвольно выбранных имен, значение которых к тому же неизвестно, и поэтому не может быть никакой гарантии, что корни, подобранные по сходству звучания, подходят к этим именам и по значению[502]. Но даже если принять выводы Г. Б. Джаукяна, то во всяком случае несомненно, что этот«индоевропейский хайасский язык» не имеет никакого отношения к древнеармянскому[503]. И каким образом могло бы случиться, что этот язык оказался бы настолько близким языку фригийцев, прибывших в Малую Азию многими столетиями позже и не имевших с Хайасой ровно никакого контакта, что их родство бросалось в глаза греческим наблюдателям, не обладавшим современной лингвистической подготовкой?

Итак, связь армянского народа и языка с Хайасой недоказуема и по самому существу весьма мало вероятна.

Проблема мушков. Теперь мы можем перейти к анализу данных о мушках и урумейцах. Прежде всего остановимся на проблеме мушков.

В пользу того, что именно мушки явились носителями протоармянского языка, говорит и время их появления, и [214] место их оседания, считавшееся издревле родиной армянского народа[504], и совпадение их обозначения с обозначением фригийцев. Следует еще раз отметить, что в ассирийских источниках можно выделить две разные группы мушков: одни мушки захватили Алзи и Пурукуззи (у стечения Арацани и Евфрата) около 1165 г. до н.э. и засвидетельствованы в качестве земледельческого населения в этом районе вплоть до начала IX в. до н.э. Нельзя утверждать, что эта группа мушков жила только в этом районе, а не в других районах, западнее, по их пути через Малую Азию, так как анналы, в которых они упоминаются, естественно, говорят каждый раз только о тех территориях, на которых в данном случае побывали ассирийские войска. В действительности же есть основания думать, что эта группа мушков распространялась и на западный берег верхнего Евфрата, откуда и проникала вплоть до Каркемиша[505].

Другие мушки упоминаются в связи с походами ассирийского царя Саргона II (722—705 до н.э.) и урартского царя Русы II (первая половина VII в. до н.э.) к западу от Малоазийского Тавра и со всей бесспорностью отождествляются с фригийцами.

Может показаться странным, что восточные мушки, которых мы отождествляем с протоармянами, после Ашшурнацирапала II более не упоминаются в ассирийских и урартских источниках. Но это объясняется тем, что область мушков, как мы видели, в 856 г. до н.э. была покорена ассирийским царем [215] Салманасаром III (в надписи его она названа термином