Прекрасная Верона - страница 11

— Сегодня вечером она будет во Дворе Тысячи Обманов.

Там дают праздник в ее честь. Антонио кивнул. Он хорошо знал эти приемы, где встретишь разве что раскормленных невежд и женшин, подыскивающих себе кавалера. Обычно он бежал от таких праздников, как от чумы.

— А завтра, — продолжал Протей, — она уезжает.

— Уезжает? Куда? Неужели она никогда не перестанет убегать?

— У Сан-Марко ее будет ждать купеческая галера. Они поплывут на Восток.

— На Восток? Господи, но зачем?

— Она получила в наследство земли Висконти в Леванте. Стоят чуть не миллион дукатов. Наверное, ей захотелось чего-нибудь новенького.

Какой же женщине не хочется чего-нибудь новенького? Именно это Антонио и собирался ей предложить.

— Если вы собираетесь ее получить, это должно произойти сегодня, во Дворе Тысячи Обманов.

— Разумеется, я ее получу.

В таких делах он всегда добивался успеха.

— Разумеется.

Слуга отвесил насмешливый поклон.

Антонио захотелось пинком отправить его в канал, но Протей был слишком незаменимым человеком.

Двор Тысячи Обманов, расположенный немного севернее Риальто, на самом деле представлял собой два двора: Двор Первой Тысячи Обманов и Двор Второй Тысячи Обманов. Оба принадлежали семейству Поло, самым знаменитым венецианским авантюристам и купцам. У дверей гостей встречал злодейского вида татарин с черными раскосыми глазами и дьявольским оскалом. Он носил ливрею дома Поло и был окрещен Петром в честь Святого Петра, небесного привратника.

Общество оказалось самым разнородным. Антонио видел коричневые, черные и бронзовые лица под меховыми шапками, восточными тюрбанами и надушенными павлиньими перьями. Он слышал греческую, арабскую, испанскую речь и все итальянские диалекты. Голоса были по большей части мужскими. Венеция брала пример с Востока, где хорошие жены сидели по домам, а на улицу выходили только шлюхи. Но Сильвия была здесь — в сопровождении дочерей старика Поло — в качестве почетной гостьи. Она сменила маску на золотую короткую вуаль. Когда Антонио вошел, она взглянула на него, и ее голубые глаза загорелись.

Он поспешил представиться хозяину Марко, который развлекал пьяных гостей небылицами о Востоке. Какой-то зубоскал-итальянец, размахивая кубком с вином, спрашивал, правда ли, что индийские йоги ходят голыми.

— И члены у них так и висят? Если это верно, то они такие же бесстыдники, как доминиканцы.

— Да, прямо так и ходят, — заверял его Марко. — Но живя в воздержании, они не грешат мужской плотью. Поэтому показывать ее не более стыдно, чем показывать лицо или руку.

Кто-то вмешался в разговор:

— А как насчет тех, что грешат рукой или лицом? Зубоскал все еще пребывал в сомнении.

— Но если они живут в воздержании, то почему их так много? Марко пожал плечами.

— Восток велик. Там множество народов с разными обычаями. В некоторых китайских провинциях, например, придают так мало значения супружеской верности, что жены подбирают на дороге путешественников и приводят в дом. Если муж видит, что перед дверью висит чужой плащ, то он не входит в дом. Иногда по нескольку дней.

Мужчины засмеялись. Именно из-за таких историй Марко получил прозвище Тысяча Обманов.

— Во Франции то же самое, — продолжал кто-то из гостей.

— Бедняги. У наших жен, по крайней мере, хватает стыда, чтобы заниматься этим у нас за спиной.

— Они смотрят на это по-другому, — возразил хозяин. — Путешественник оставляет жене какой-нибудь подарок — безделушку, кусок ткани. Потом и муж, и жена провожают его и при этом машут подарком. Они как бы говорят: «Это было твоим, а стало нашим. А что ты уносишь с собой? Ничего!»

Возможно, благосклонность женщины — это «ничего», но Антонио ради одной-единственной женщины проехал пол-Италии. Поблагодарив хозяина, он прошел через двор в тот угол, где Сильвия поджидала его у фонтана, львиные морды которого изрыгали вино в серебряный бассейн. Под вуалью сияли ее глаза. Те же глаза улыбались ему в ночь карнавала в Вероне. Антонио поклонился.

— Сильвия Лючетта Висконти.

— Храбрый Антонио, наконец-то вы меня поймали.

— Не без труда. — Антонио впервые слышал ее голос, но он казался знакомым, таким же знакомым, как весь облик той, которую он так долго преследовал.