Прекрасные похороны - страница 15
Я коснулся ее щеки, но она отстранилась, и ее натянутая улыбка исчезла, пока она целовала мою ладонь.
— Я знаю, что ты это сделаешь. Мне просто нужно было немного погоревать.
— Куколка, ты можешь горевать и здесь.
Она покачала головой.
— Нет, не могу. Мне нужно было побыть в одиночестве.
— Потому что в этом случае ты бы беспокоилась обо мне,— проворчал я.
Она пожала плечами, и ее притворная улыбка превратилась в настоящую.
— Я пытаюсь измениться, но я не могу.
Я положил ее руку себе на грудь, крепко сжимая.
— Я и не хотел бы, чтобы ты менялась. Я люблю свою жену такой, какая она есть.
— Камилла? — Сказала Оливия, прислонившись к косяку двери. Ее достающие до пояса светлые волнистые волосы каскадом обрамляли лицо, будто бы делая выражение лица еще более печальным. Ее круглые зеленые глаза разочарованно блестели — каждую нашу неудачу она глубоко переживала, ведь она тоже была частью семьи. По случайности или по крови, знала она это или нет.
Пока я смотрел, как она своим овальным личиком опирается на деревянную накладку, я вспомнил правду: Оливию, мою соседку и маленькую подружку с тех самых пор, как она научилась ходить, удочерили, а ее биологическая мать каким-то непостижимым образом влюбилась в моего старшего брата Тэйлора в полутора тысячах километров отсюда в Колорадо Спрингс. По случайности я принимал участие в воспитании своей племянницы, и делал это даже больше, чем мой брат или невестка.
Камилла посмотрела на Оливию и выдохнула смешок, отстраняясь от меня и слюнявя пальцы, чтобы вытереть размазанную под глазами тушь. Ее волосы, покрашенные в тот же оттенок, что был у Оливии, были длиннее, чем в подростковом возрасте, а прямо над ухом была выбритая полоска с коротко отросшими волосами. На ее пальцах была недавно обновленная мной татушка — первая татуировка, которую я ей сделал, и вообще первая ее татуировка. Это была надпись Куколка [1] , прозвище, которое я дал ей в начале наших отношений, и с тех пор называл ее так. Камилла пыталась отличаться от других, но, на самом деле, у нее была классическая красота. Поэтому это имя подходило ей как тогда, так и сейчас.
[1] В оригинале переводится как Baby Doll — четыре буквы на каждой руке.
— Я в порядке, — сказала Камилла, глубоко вздохнув. — Мы в порядке.
Она подошла к двери, чтобы быстро обнять Оливию, после чего посильнее затянула темно-синюю косынку, завязанную на волосах. Она глубоко вздохнула, и было видно, как исчезает ее боль. Моя жена была сильной.
— Кэми, — начал я.
— Все хорошо. Попробуем снова через месяц. Как папа?
— У него все хорошо, прожужжал мне все уши. Становится все труднее заставить его выйти из дома. Томми и Лииз привезут свою малышку...
Я замолчал, ожидая неизбежной боли в глазах Камиллы.
Она подошла ко мне, положила руки на мои щеки и поцеловала.
— Почему ты так на меня смотришь? Неужели ты думаешь, что это меня беспокоит?
— Может... может, если бы ты вышла за него... у тебя бы уже был свой ребёнок.
— Я не хочу своего. Я хочу нашего ребенка. Твоего и моего. И никак иначе.
Я улыбнулся, чувствуя, как в горле появляется комок.
— Да?
— Да. — Она улыбнулась, и в ее голосе слышалось спокойствие и счастье. Она все еще была полна надежды.
Я коснулся маленького шрама у линии её волос, того самого, что никогда не даст мне забыть, как я почти потерял её. Она закрыла глаза, и я поцеловал неровную белую линию.
Послышался звонок телефона, и я отпустил ее, чтобы подойти к тумбочке за мобильником.
— Привет, пап.
— Ты слышал? — Спросил он немного охрипшим голосом.
— О чем? И почему ты так ужасно звучишь? Ты умудрился заболеть за последние два часа?
Он прочистил горло пару раз, потом усмехнулся.
— Нет, нет... Просто я уже старая развалина. Как там Кэми? Беременна?
— Нет, — сказал я, потирая заднюю часть шеи.
— Пока что. Все получится. Может, вы зайдёте на ужин? Возьмите Оливию.
Я посмотрел на своих девочек, а они уже кивали.
— Да. С удовольствием, пап. Спасибо.
— Сегодня жареная курица.
— Скажи, чтобы не начинал без меня, — сказала Камилла.
— Пап...
— Я все слышал. Я только замариную все и запеку картошку.
Камилла скорчила гримасу.