Прекрасный инстинкт - страница 8

— Насколько плохо на этот раз?

Я кладу голову на его плечо и позволяю переплести наши пальцы.

— Не слишком плохо. Коротко и горько-сладко. — Я наклоняю голову и озорно улыбаюсь. — Преподнесла ему парочку хороших ударов.

— Я и не ожидал от тебя меньшего.

— Я не видела Альму, и это очень меня волнует. Я просто хочу, чтобы Коннер не просил меня возить его туда. Хочу, чтобы он помнил, почему ему не следует просить об этом.

— Ты уверена насчет этого? Возможно, это хорошо, что он не помнит. Ты знаешь, существует много ужасного дерьма, застрявшего в моей голове, и мне жаль, что я просто не могу забыть обо всем этом, понимаешь? — он сжимает мою руку и целует меня в висок.

В какой-то степени он прав, я не хочу, чтобы у приятеля были эти страшные видения, смущающие его и пробуждающие ото сна по ночам. Но без этих воспоминаний и его словесного доказательства, я не могу доказать, что все, что я говорю, — правда. И поэтому, я не могу удержать его от посещения нашего отца. Это никогда не кончится — эти мысли и мои внутренние споры о меньшем из двух зол никогда не закончатся. Это утомляет.

Коннер играл в американский футбол и обычный футбол с самого детства и до средней школы; наш отец не посетил ни одной игры. Он был в группе практически три года; «папочка Дьявол» никогда не слышал ни одной песни. Ему было наплевать на Коннера до несчастного случая, который, могу поклясться, был крайне далек от случайности, но теперь он просто одержим игрой в дом с двадцатисемилетним парнем, которого он едва знает? Я пока еще не выяснила его мотивов, но скоро я их пойму. Мои мысли прерываются воплем:

— Свали, отсталый чудик! Что, бл*ть, с тобой не так?

Я вскакиваю на ноги и молнией бегу вниз по коридору, Джаред наступает мне на пятки.

— Приятель, приятель, что стряслось? — я спрашиваю так спокойно, как могу в сложившейся ситуации, падая на колени и обхватывая его руками. Коннер свернулся клубочком на полу, качаясь вперед и назад и ударяя кулаками по полу рядом с головой. — Коннер, остановись. — Командую я, пытаясь ограничить его действия. Я задыхаюсь от боли из-за случайного столкновения моей челюсти и его локтя. Чертов локоть. — Дерьмо, — я вою, покачивая головой и быстро потирая ушибленное место перед возвращением в битву. — Джаред, помоги мне! Ретт!

Они уже здесь, пойманные в ловушку волнения; один из них отталкивает меня, и теперь они могут помешать Коннеру навредить себе. На этот раз я ударяюсь спиной, резкий удар выбивает из меня дух, меня отбрасывает в сторону, и я приземляюсь на край кровати. Я стала достаточно жесткой за эти годы, поэтому я беру небольшую паузу, чтобы проигнорировать спину и еще немного потереть челюсть, чтобы избавить себя от боли.

Ками — наша басист и человек, который стал причиной этой катастрофы, свесила вниз ноги с верхней койки и в спешке натянула на себя футболку.

— Лиз, ты не можешь ожидать, что мы и дальше так будем жить! Твой чертов брат опять запрыгнул на меня. Мне не интересно, что, черт его подери, с ним не так, но я имею право на личное пространство!

— Ты живешь в туристическом автобусе вместе с четырьмя мужчинами, спишь голой и думаешь о личном пространстве? Кто-нибудь еще считает ее ход мыслей бессмысленным?

В мои обязанности не входит указывать ей на очевидное, кроме того, эта эпичная ситуация целиком зависит от тех идиотов, которые воспитали ее «подними тревогу в любом, даже пустяковом случае» эксгибиционистскую задницу. Но важнее всего, у меня просто нет ни времени, ни энергии, которые я могла бы потратить на теперь уже экс-участника группы. Мне нужно заботиться о моем брате — невинной, драгоценной душе, которую она напугала до смерти. Медленно поднимаясь так, чтобы стоять с ней нос к носу, я концентрируюсь на своем дыхании, напоминая себе, что мне не нужно, чтобы Коннер видел насилие. То, как ужасно он реагирует на это, преувеличенно даже для него, является одной из важнейших причин, почему он нарушал правила, когда я была в летнем лагере. Если я выбью дерьмо из этой суки прямо сейчас, то сделаю все еще хуже для приятеля.

Только беспокойство за него спасает ее жизнь. Иначе я бы уже намывала свои полы ее волосами, словно шваброй.