Прелесть - страница 27

Когда они встретились взглядами, что-то нервно зашуршало на Воропаевском спуске.

— Не бойтесь меня, — попросил Андрей.

— По крайней мере, сейчас.

— Я не боюсь, — честно ответила Катя, — Я и вчера не испугалась, просто мне сразу припомнилось все.

— Что? — не понимая, спросил Андрей.

Катерина сегодня была в легком плаще, застегнутом под горло, и это придавало ей особую законченность и очарование, особенно на фоне ее ночной хореографии в саду камней.

— Электричку вспомнила и очки эти. Мне стало так мерзко и отвратительно, как будто я грязная липкая тварь. И мне даже хотелось умереть в какую-то минуту.

— Я не знаю что со мной было.

— Я знаю, — твердо сказала Катя.

В этот момент к дому подали мерседес. Катерина развела руками, будто ей было неудобно, что за ней приехала такая чудесная машина или потому что нужно было внезапно расстаться…

— У меня сейчас деловая встреча, мне пора.

— Мне надо было вам сказать… — неуверенно вымолвил Андрей.

— Встретимся может быть еще, — пообещала Катя ничего не обещающим голосом.

Когда Катя села в авто, вместо нее появился Воропаев.

— Ну что Умка, видишь и тебе какой-никакой транспорт подан.

— Хорошо, я вас хотел найти сегодня, только мне надо было…

— Ну, ну.

Воропаев заметил, как Катя вышла из машины и направилась к ним. Она поздоровалась с Вениамином Семеновичем, так ласково, что тот даже снял кепку и обнажив пред ее очи свою плешь, поцеловал ручку.

Катерина предупредительно задержала ручку и обратилась к Андрею.

— Водитель спрашивает, не ты ли вчера переходил Ленинский проспект у улицы Строителей?

— Нет, — вставил Воропаев, и потащил Андрея в «жигули».

Перед машиной Андрей уперся.

— Это арест?

— А ты что у нас, преступление совершил?

— Я же человека чуть не убил.

— Чем это?

— Микроскопом.

— Не было никакого микроскопа, ты сам сообрази, откуда на вашем факультете микроскопы? Вот если бы ты учился на химическом или биологическом… — Воропаев на минуту задумался над своими же словами.

— Нда… В общем, коробка была пустая, из-под микросхемы, граммов сто, может, и весила.

— Вы же спросили: где я взял микроскоп?

— Я спросил где ты взял микросхему, думал ей кранты, а коробка пустая оказалась.

— Правда!? — вначале обрадовался Андрей, а потом задумался, — Но мог бы не пустую, с дисководом например.

— Да чего уж там с дисководом, что за, понимаешь, чистоплюйство, голубая кровь, белая кость, взял бы ржавую арматурину, старую, советскую, и по затылку…

Воропаев уперся взглядом в Андрея.

— Ладно, извини, студент. Чего мы действительно, пойдем на бульвар посидим по-стариковски. Видишь, денечки какие славные пошли, такое впечатление, что время вспять покатилось. Все лето как из ведра, помидоры даже на даче не вызрели… Пойдем, просто вместе, как будто мы с тобой старые друзья, да мы и так с тобой уже не чужие. Смотри, я по тебе уже скучать стал, думаю по ночам, где ты, как ты… Кстати ведь мы земляки с тобой, пермяк солены уши.

— Правда?

— А то, я и сам думал бывают же такие совпадения, — В этот момент до Воропаева как раз и дошло, что и тут дело нечисто.

Они присели на старом кривом бульваре, с новой чугунной оградкой.

Близкое, неработающее население, в лице молодых мам с колясками, бабушек и собак, мирно грелось на солнышке. Мягко, как фильмах Тарковского, шуршала опавшая листва. Несильный ветерок будто приглашал листья отправиться в далекие края, но те патриотически ложились на родную московскую почву.

— Черт его знает, как хочется жить, — подставив небритое лицо под солнечные лучи, рассуждал Воропаев, — Правда, хорошо?

— Хорошо, — односложно ответил Андрей и почувствовал себя карасиком.

— Да чего ты напрягся, расслабься…

— Будь легким и текучим, — добавил Андрей.

— Зачем текучим? — удивился Воропаев, — Ты же человек, а не фазовое состояние вещества. Ты думать должен, соображать, ну и, конечно, чувствовать.

— Слушай, почему я, солдат невидимого фронта, должен тебя, человека с воробьевых вершин, уговаривать? Сон разума сам знаешь, что рождает.

Впрочем, господин Фейхтвангер любил это повторять, да сам и попался усатому таракану в кирзовых сапожищах. — Воропаев помолчал, чувствуя, что заехал не туда, а потом будто на него накатило.