Преображение любовью - страница 18

стр.

— О, как восхитительно! — воскликнула тетя Луиза. — Мы должны отправиться на берег хотя бы ненадолго.

Залив был не очень большой и кораблю пришлось бросить якорь вблизи длинного бетонного мола, а для высадки пассажиров воспользовались выходом, которым обычно пользовалась команда.

Мощенные булыжником улочки зигзагами вились, поднимаясь по крутому склону, освещенные огнями редких фонарей, прикрепленных к стенам домов. Ночной воздух был тих и напоен тяжелыми запахами специй и мускуса. От земли исходило тепло.

Их группа, человек семь, медленно прогуливалась, разглядывая витрины ювелирных и сувенирных магазинчиков. Две пары решили зайти в магазин, но доктор с Элис и тетей Луизой продолжали прогулку. Во внутренней гавани стояло несколько роскошных яхт, видимо, их пассажиры сидели в кафе. Из открытого окна бара на вершине горы доносились греческие мелодии, живые и захватывающие. Прибрежная полоса была не очень длинной, меньше мили, но для тетушки и этого оказалось достаточно.

— День был трудный, — заявила она. — Я думаю, мне пора вернуться на корабль. Но ты, дорогая, можешь остаться. Я прекрасно доберусь сама.

— Мне бы хотелось побыть здесь еще немного. — Элис повернулась к Джеку Риду. — Было бы любезно с вашей стороны, если бы вы проводили мою тетю на корабль.

— О, конечно.

Но он подошел к ней и, понизив голос, спросил:

— Могу я вернуться и присоединиться к вам или меня отсылают?

— Я бы хотела немного побыть одна, если вы не возражаете. Он кивнул.

— Что ж, тогда доброй ночи.

И последовал за тетушкой.

Элис медленно дошла до ближайшего кафе, где среди столиков стояли кадки с пальмами. Садясь за столик, она расположилась так, чтобы видеть море и оказаться спиной к бассейну, в котором плавала пара осьминогов, еще не попавших на тарелку какого-нибудь посетителя. Сделав заказ, она наблюдала за публикой, прогуливающейся поблизости. Среди гуляющих оказалось несколько пассажиров с ее корабля, которые, проходя мимо, приветствовали ее. Затем она увидела Титуса. Он шел с группой, в которой, конечно же, оказалась и Гэйл.

Компания прошла мимо, дошла до конца набережной и повернула обратно. Элис собиралась проигнорировать их, поднеся стакан к губам, но услышала, как Титус сказал спутникам:

— Извините меня. Увидел одного знакомого. Доброй ночи!

Резко повернувшись, он направился прямо к ее столику. Гэйл попыталась протестовать, но, видя, что ничего сделать не в силах, присоединилась к остальным.

Элис, пытаясь прийти в себя, несколько раз кашлянула.

— С тобой все в порядке? Титус стоял, взявшись за спинку стула, ожидая приглашения сесть или просьбы оставить ее в покое.

— Да, все нормально.

— Думаю, нам надо поговорить, не так ли? В его тоне не было дружелюбия, отчего ей было легче холодно произнести:

— Если ты настаиваешь.

Титус сел, подозвал официанта и сделал заказ. В ожидании они сидели молча. Элис прислушивалась к плеску воды о стену причала, постукиванию каблуков по камням тротуара, отшлифованным бесчисленными прохожими. Она изо всех сил пыталась не думать о тех временах, когда они вот так же сиживали в кафе, подобных этому, когда они любили Друг друга и между ними было согласие.

Официант принес заказ. Титус взял бокал, сжав его в ладонях.

— Все это простая случайность, — тихо сказал он.

— Так ли? — ответила она равнодушно.

— Я занял место лектора, который отказался в последнюю минуту.

— Я слышала.

Ее удивило, что он находит нужным что-то объяснять.

Титус опять замолчал, затем поднял бокал и сделал большой глоток, как будто его мучила жажда.

— Как поживаешь?

Вопрос вырвался у него неожиданно, как будто он и не хотел его задавать.

— Прекрасно, — ответила она нерешительно. — А ты?

Он пожал плечами.

— Хорошо.

Ей хотелось задать ему массу вопросов, но она спросила лишь о самом безобидном:

— Древняя Греция — не твой конек, не так ли? Он откинулся на спинку стула.

— Я расширил свой кругозор с тех пор… за последние два года.

С тех пор, как она оставила его, не это ли он хотел сказать? Неужели он заполнил занятиями длинные, пустые часы одиночества? Но у него были сын и мать сына. А вот у нее не было никого и ничего, совсем ничего.