Преосвященный Зосима, епископ Якутский и Ленский. Книга памяти - страница 16
К нему всегда тянулись люди, которые находили в нем то, чего не могли найти у других. Именно духовное устроение привлекало к нему.
Монашеский постриг он принял раньше меня. Спустя некоторое время и я смог осуществить ту мечту, которую имел с детства – стать монахом. И как бы дальше ни разбрасывала нас жизнь, те первые годы, семинарские годы, стали основой наших будущих отношений и фундаментом, на котором каждый из нас с помощью Божией старался строить свою судьбу...
Игумен Иов (Талац):
В монастыре мы с владыкой, конечно, общались много. Очень любили говорить об Иисусовой молитве, советовались, делились прочитанным, говорили о том, как бороться со страстями, которые молитве мешают. И хотя у нас было полное равенство в отношениях, я считал, что он больше меня знает и любил с ним советоваться, задавать вопросы. Я помню, он говорил, что Иисусова молитва – это труд, упорный труд, но успех ее зависит только от милости Божией. И благодать Свою Господь дает только при условии, если ты ни словом, ни делом не обидишь своего ближнего.
Он мне рассказывал, что однажды Господь даровал ему благодатную молитву и она шла долгое время, но... но в конце концов потерялась именно потому что он проявил какое-то невнимание к брату. Причем, поскольку молитва есть дело внутреннее, то и проявление этого невнимания тоже было не внешним. Внешне владыка никогда и никого не мог обидеть. Но иногда достаточно даже подумать о ближнем с неудовольствием, чтобы благодать Божия отступила от тебя, а молитва потеряла свои крылья...
На беседы к батюшке Алексию мы ходили два-три раза в неделю, и он принимал нас для подробного разговора. Проблемы мы обсуждали вместе, сразу вдвоем. Батюшка сидел посередине, мы по бокам, и мы задавали ему свои вопросы. Батюшка или сразу давал нам ответ, или советовал, какую книгу надо прочесть, кто из святых отцов говорит на эту тему.
В монашество нас постригали вместе, под великомученицу Варвару. Первым полз владыка Зосима, вторым я, третьим – отец Антоний. Но постригали нас в обратном порядке и получилось, что старшим стал отец Антоний, вторым я, а третьим – владыка Зосима. Таким образом, монашеский день рождения у нас троих общий. А потом по лаврской традиции мы три дня находились в алтаре храма. В это время мы старались не спать, читали Евангелие и Псалтирь всю ночь напролет, по очереди. И помню, в какой-то момент я очень устал и уже не мог читать. И тогда владыка взял на себя мою очередь и читал Псалтирь за меня...
Очень он любил собирать мощи святых. И это было не коллекционирование, а проявление любви к святому. Он сам делал мощевики для этих мощей – и для Данилова монастыря, где он тогда был насельником, и для своих друзей, и для себя. Как-то раз он заказал для меня серебряный мощевик и практически сам оплатил его изготовление. А это было очень недешево, да и денег-то у нас, как у монахов, никогда не было.
Весной 1992 года нас рукополагали в иеродиаконы. Меня на неделю раньше, его позже, но сорокоуст мы служили практически вместе. И во время этого сорокоуста был случай, которым владыка Зосима поделился со мной, но запретил кому-то еще открывать. И делаю я это только теперь, после того, как он ушел. Вот что было.
Однажды, когда мы служили Литургию, он видел как во время Евхаристического канона внезапно разошелся потолок, с неба упал луч (если не ошибаюсь, розового цвета), и луч этот осветил престол, Дары, всех стоящих в алтаре, а потом разлетелся по всему храму, по всем, кто в нем был...
Похожий случай с ним произошел и когда его рукополагали во священника. Когда Святейший Патриарх читал над ним молитву, сильный луч пронизал все его тело – и слезы потекли градом. Слезы какого-то великого покаяния, осознания своей худости и величайшей милости Божией к тебе, грешному...
Владыка Зосима:
Наступило время, принесшее немалые смущения. Когда я подал прошение в Лавру, оно больше года лежало без движения. Из академии и семинарии никого не брали в число монахов, был такой сложный период. А в то же самое время меня настоятельно звали в Данилов монастырь. Я написал батюшке Иоанну (Крестьянкину) письмо о своих душевных сомнениях. И получил ответ: «Не волнуйся, молись, Господь, Матерь Божия и Преподобный Сергий сами все устроят». После этого письма прошло недели две – меня вызвали на собор и определили в число послушников Троице-Сергиевой Лавры...